"В.Солоухин. Двадцать пять на двадцать пять и другие рассказы (Собрание сочинений в 4 томах, том 2)" - читать интересную книгу автора

- Узнала. Так приходи ко мне сегодня обедать. Я, правда, не повариха. И
в квартире у меня нежилой дух. Запиши адрес. Возьмешь трамвай номер...
- Я возьму такси.
- Хорошо. Это, правда, не центр, но не так уж и далеко. Скажешь
таксисту для ориентира: новый радиокомплекс. Так жду тебя в два часа.
Надеюсь, никакой другой программы у тебя сегодня не будет?
- Да, хорошо, в два часа.
- Ну, так поговорим. До встречи.
Выработался и у нас тоже (а может быть, сначала у нас) тип городских
домов, которые строятся не на самых окраинах, но все же поближе к ним. Они
пятиэтажные, с узкими лестничными клетками и без лифтов, с низкими
потолками. Но все же - отдельная квартира, кухня, санузел, все как
полагается. Под окнами недавно посажены деревца, которые словно находятся на
распутье. То ли им начинать расти и шириться, то ли, постояв в том же виде
год-другой, постепенно отмереть и засохнуть. Но майская зелень была свежа в
этот неяркий день даже на деревцах, не вошедших еще в полную силу. Свежими
были и полураспустившиеся тюльпаны трех расцветок (темно-красные, лиловые и
желтые) в моих руках. Я купил их по дороге, для чего мы с таксистом объехали
четыре цветочных киоска, пока я выбрал по своему вкусу. Надо сказать, что
цветы в Варшаве и хороши и недороги.
Дверь открылась, и на пороге я увидел маленького роста, полную,
миловидную сорокалетнюю женщину. Она была одета в ординарный зеленоватый,
блеклого цвета костюм и кофточку под жакетом, цвета которой я почему-то не
запомнил. Женщина была темноволоса, светлоглаза, с лицом, тоже тронутым
блеклостью, и с красной язвочкой, трещинкой в уголке рта. Кажется, такая
трещинка в медицине называется заедом. Она быстро проходит, если ее
чем-нибудь помазать. Но тут эти губы улыбнулись, и я увидел, что передо мной
стоит не кто-нибудь другой, а Алиса. Ее улыбка не изменилась нисколько.
Тотчас осветились и глаза тем же синим, озорноватым огнем, осветилось и все
лицо, словно на пасмурный летний пейзаж упал внезапно поток солнца,
прорвавшегося сквозь тучи, или словно зажгли свет в тускловатой комнате.
Алиса полыхнула мгновенно синим огнем, сверкнула своими белыми зубами
и, тотчас переделав радостную улыбку в доброжелательную усмешку, сказала:
- Ну вот. Проходи. Мы не виделись двадцать четыре года. Только не
говори мне, что я не изменилась, не постарела. Я изменилась, Володя. Видишь,
стала толстая и невзрачная баба.
- Перестань говорить вздор! Ты нисколько не изменилась, все такая же
Алиса... - говорил я, передавая тюльпаны. Я говорил без всякой надежды на
действие своих слов, потому что, сколько ни говори мне, например, что я не
изменился за двадцать четыре года и что я прекрасно выгляжу, я позволю себе
не поверить в эти слова. Трезвая, суровая реалистка Алиса, взяв без видимых
эмоций превосходные цветы, также не обязана была верить моим комплиментам,
но все же женщина остается женщиной, я заметил, что ей понравился мой
уверенный тон.
Поставили цветы в воду. Нашлась ваза из пупырчатого, на современный
манер, стекла. Алиса извинилась, что ей нужно на кухню, чтобы довершить
хлопоты по обеду, я остался оглядывать довольно просторную, почти квадратную
комнату в однокомнатной отдельной квартире. Сейчас в ней было убрано,
подметено и протерто, но все равно печать нежилья лежала на ней. Даже и в
воздухе чувствовалось еще, что комната долго, в течение месяцев, стояла