"В.Солоухин. Продолжение времени (Письма из разных мест)" - читать интересную книгу автора

бывшей монументальности.
Время - великое дело. Детский воздушный шар можно не мять, не тискать,
ни тем более прокалывать, но просто повесить его, привязав к спинке
кроватки, и, глядь-поглядь, наутро он уже не тянется прилипнуть к потолку, а
валяется на полу полуистекший и сморщенный.
Разбуди нас и назови нам подряд имена: Джамбул, Сулейман Стальский,
Паша Ангелина, Дуся Виноградова, Стаханов... Как же, как же, ответим мы, -
акыны, ашуги, народные поэты, а также, передовики производства.
Или возьмем другой ряд имен: Коста Хетагуров, Абай, Айни, Якуб Колас -
уже не акыны и не ашуги, а зачинатели литератур, классики, написавшие многие
хорошие книги. Допускаю, что у иного читателя не дошел пока черед
насладиться прозой Айни или поэзией Косты Хетагурова, но все равно имена их
он слышал и знает, ибо пресса, средства массовой информации привнесли эти
имена в сознание масс.
Не будем уж говорить о таком ряде имен, как Самед Вургун, Мирзо
Турсун-заде, Давид Кугультинов, Кайсын Кулиев, Расул Гамзатов...
Но пресса, средства массовой информации сильны не только тем, что могут
привнести в наше сознание имя и создать ореол вокруг него, но и тем, что
по-настоящему прекрасного имени и замечательного явления мы можем не знать,
а услышав, признаемся, что слышим впервые.
Точно так и получилось у меня, когда однажды обратился ко мне якутский
поэт Семен Петрович Данилов, ныне покойный, а в то время (1975 год) первый
секретарь Союза писателей Якутии. Хотя он предложил мне просто так
прогуляться по дорожкам парка (в Доме творчества Переделкино), но я сразу
понял, что у него ко мне есть дело, а дело у национального поэта и прозаика
ко мне могло быть одно: просьба перевести на русский язык его стихи или
прозу.
Я ошибся наполовину. Семен Петрович (царство ему небесное и земля
пухом) завел разговор действительно о переводе, но не своих стихов, а стал
расхваливать мне какого-то якутского классика, просветителя, человека
разносторонне талантливого и образованного, и поэта, и этнографа, и
языковеда, писавшего в первой четверти нашего века. Как раз и разговор-то
клонился к тому, чтобы успеть выпустить однотомник этого поэта к столетию со
дня его рождения, к 1977 году.
По своей врожденной, чисто якутской деликатности, Семен Петрович
говорил о поэте осторожно, но все же эпитеты "замечательный", "крупнейший",
"талантливейший" проскальзывали. Я подивился и высказал свое удивление
вслух:
- Но если он зачинатель, основоположник и классик, почему же я впервые
слышу его имя? Всех зачинателей во всех республиках как будто знаю, а про
Алексея Кулаковского и слыхом не слыхал. Не преувеличиваете ли вы, Семен
Петрович, дарование и значение своего соплеменника?
- Что привычные имена! Алексей Кулаковский был настоящий поэт и
просветитель. А то, что никто не знает... конечно, и мы, якуты, виноваты,
но, надо сказать, так уж сложилась судьба.
- Не хотите ли вы сказать, что он впервые будет переведен на русский
язык?
- Именно. И я прошу вас, чтобы переводчиком были вы.
Сначала я все приписал своему невежеству: разве все прочитаешь! Но
тотчас я начал проводить эксперимент и в Доме творчества писателей, и позже