"В.Солоухин. Смех за левым плечом" - читать интересную книгу автора

...Золотых шаров не было ни в одном палисаднике (хотя бы и не цветущих
пока по времени года), как, впрочем, и самих палисадников, винограда в
решетах - тоже. Я походил взад-вперед по обшарпанному, полуразоренному селу,
подошел к церквам. В одной из них был устроен по первоначальному рвению
паточный завод, приделана к белой стене черная железная труба. Но теперь,
конечно, не до патоки. Мертво и пусто. Вторая церковь разрушена. Останки ее
спихивали бульдозером под обрыв к реке: весь крутой откос от высокой
площадки, где стояла церковь, до черной, ядовитой теперь (из-за
кольчугинских заводов) воды, усыпан розово-белым щебнем.
Под церковью находился склеп с захоронением Кузьминых-Караваевых,
Апраксиных, Голицыных, Воронцовых. Степанида Ивановна рассказывала мне, что
в молодости ее водили в склеп и она даже хотела дотронуться до траурной
ленты, но лента от прикосновения рассыпалась в прах. Потом (см.
"Владимирские проселки") склеп был разорен (искали саблю фельдмаршала
Воронцова, кости все повыбросили наружу, а черепом фельдмаршала мальчишки
играли как в футбол).
От чебуровского дома осталось пустое место, обозначенное лишь
куртинками крапивы, да и та вырождается за давностью лет. Я постоял около
крапивы, стараясь вспомнить хоть какой-нибудь смутный образ дома и деда
Ивана Михайловича, но ничего, кроме золотых шаров и решета с виноградом, не
вспомнил. Да еще вот коричневые тона портрета, на котором был изображен
широкобородый, широконосый старик.
Казалось бы, что мне до этого старика? И что мне до этой крапивы, до
бывшего дома, до бывшей мельницы? Но зачем-то я, волею судеб, похож (в
материнскую родню) именно на этого старика.
Одним летом (совсем уж недавно) мы съехались в Алепине и жили - я и две
мои старшие сестры Катюша и Тоня.
Просидели июль и август. Заметно темнее и звезднее стали ночи, более
ранними вечера. Все же успеешь за день и наработаться, и начитаться, и
нагуляться, так что вечером как-то вроде бы нечего делать. Ну, положим, я
еще могу шелестеть, перебирая, своими бумагами, страницами, а им, сестрам, -
ни хлопот, ни забот, никакого занятия. И вот они начинают играть в картишки.
Однако все порядочные игры рассчитаны на троих, четверых человек и больше.
Крепишься, крепишься, а потом и поддержишь их компанию. Ну ладно, пики,
трефы, тузы и дамы. Играли, играли, а Катюша и говорит:
- Мы забыли, а ведь завтра успеньев день. В Караваево - в гости.
- Как же, - поддержала Тоня, - папа колеса уж смазал. Запряжет завтра
Голубчика, подбросит свежего клеверку на телегу, и поедем. Погода завтра
будет хорошая, передавали, что без осадков, ярмарку дождем не разгонит.
(Алексей Алексеевич к этому времени - дело было в 69-м году -
двенадцать лет уж как лежал в земле, Степанида Ивановна два года, и уж
десятки лет, как ни телеги, ни Голубчика, от чебуровского дома, как знаем,
ни кола ни двора, про ярмарку смешно и говорить, но вот надо же,
развоспоминались за картишками в августовский вечер, в канун успеньева дня.)
- Да, это была другая планета. Удивительно, мы вроде бы те же самые, а
живем, как на другой планете... А еще я вспоминаю, что всегда в этот день мы
видели журавлей.
- Как же, как же, обязательно журавли! На гороховых полях. Горох-то
убрали, но много его просыпалось из спелых стручков. Журавли подбирали. А
потом папа взмахнет кнутом, и они (мечтательно) полетят...