"В.Солоухин. Смех за левым плечом" - читать интересную книгу автора

огромной лупой по страницам Библии, а мы в другой комнате, не мешая ему, с
Катюшей. Вернее сказать, Катюша с книгами, а я возле нее, вокруг нее, вроде
котенка. Для себя ли читала она все время стихи вслух или с учетом того, что
и белоголовый мальчонка находится возле, но спохватились, когда я вдруг, не
умея еще читать и не зная еще ни одной буквы, начал декламировать наизусть
целые страницы из "Демона", и "Тамару", и "По небу полуночи ангел летел", и
"Русалку", и "Парус". Очень может быть, что, декламируя (и не выговаривая
еще все слова), я не понимал смысла заученного наизусть с голоса Катюши, но
помню, что было небо в черных и рваных тучах и огромная, очень яркая луна
среди этих туч.
Праздность и праздничность - сказал я. И правда, в праздники оживал наш
верх, раздвигался, раскладывался, вернее сказать, желтый лаковый стол.
Раскладывался и накрывался белой скатертью. Снизу (где уже с вечера топилась
печь и готовилась разная еда, начиная со студня, с заливной рыбы, с
запеченной в тесте бараньей ноги, с шинкованной капусты и кончая домашним
печеньем, пирогами и плюшками), начинали таскать тарелки и блюда.
Расстанавливались по белой скатерти рюмочки и графинчики. На лимонной
корочке, на вишне, на рябине, на зверобое отцом приготовленные настойки.
Бочонок медовой браги ("кумушки") уже отбулькал, отбродил на печке три дня и
теперь надежно остужен в сенях. Скажем, если иметь в виду покров, наш
престольный праздник, то уже настолько прохладно, что не нужно этот бочонок
ставить в воду, чтобы остудить, как это было бы в какой-нибудь летний
праздник.
Отзвонили колокола к заутрене (а колокольня в пятидесяти или меньше
шагах от нашего дома), отзвонили к обедне. Кто-нибудь из наших домашних
поглядывает в окна: не отошла еще обедня, не отошла. Но вот на папертях
появляются первые богомольцы и богомолки. По разным тропинкам пойдут они
неспешно к своим небольшим уютным деревенькам среди наших уютных, живописных
холмов. Но многие пойдут к разным домам и в нашем селе, и не только жители
этих домов, но - гости. Потянется вереничка гостей и к нашему дому. Из
Шунова Буряновы - родня, с Броду Ламановы - родня, родня эта все больше по
выданью. Туда выдана дочь Алексея Алексеевича, туда его сестра... Таким
образом, может появиться в гостях и Александр Сергеевич Смирнов, тоже
солоухинский зять. Но о нем и об этой мысленной по ландшафту линии от нашего
дома до Пекши (теперь город Кольчугино) надо сказать особо.
Не знаю, почему и как получилось, но уже на уровне нашего деда Алексея
Дмитриевича солоухинский род начал соединяться своими нитями с другими, не
крестьянскими сословиями. Так, родная сестра деда Дарья Дмитриевна вышла
замуж в Нижний Новгород за богатого купца Капустина (и фамилия вполне
купеческая), а дочь деда (то есть, значит, родная сестра моего отца) Вера
Алексеевна стала и вовсе дворянкой, поскольку ее сосватал петрищевский
помещик Александр Сергеевич Смирнов. Именьице у них было в Петрищеве, но ко
временам моего детства ни о каких именьицах речи, разумеется, быть не могло.
Они жили в поселке Пекша (повторим, что теперь это город Кольчугино) в
собственном деревянном домике, имея садик и огород. У них было две
очаровательные девочки Вавулька и Лика (Валентина и Лидия) - мои, значит,
кузины. Лика - одного года со мной, а Вавулька - двумя годами постарше.
Связь нашего деревенского дома с домиком в Пекше была двухсторонняя, но
выглядела по-разному. Дядя Саша приходил к нам из Пекши (25 километров по
прекрасной, тогда еще не измызганной, не замусоренной, не заросшей крапивой