"С.М.Соловьев. История России с древнейших времен. Том 8" - читать интересную книгу автора

сомневаемся в смерти Бориса Годунова и потому не боимся с этой стороны
никакой опасности, однако с благодарностию принимаем предостережение
королевское, потому что всякий знак его расположения для нас приятен;
усердно благодарим также короля за приказ, данный старостам украинским.
Карлу шведскому пошлем суровую грамоту, но подождем еще, в каких отношениях
будем сами находиться с королем, потому что сокращение наших титулов,
сделанное его величеством, возбуждает в душе нашей подозрение насчет его
искренней приязни. Густава хотим держать у себя не как князя или королевича
шведского, но как человека ученого. Если Карл шведский пришлет гонцов в
Москву, то я дам знать королю, с какими предложениями они приехали, а потом
уже будем сноситься с королем, что предпринять далее. Ратных людей, которые
нам служили, как прежде не задерживали, так и теперь всех отпускаем
свободно. Свободную торговлю купцам польским повсюду в государстве нашем
позволим и от обид их будем оборонять. Хрипуновым, по желанию королевскому,
позволяем возвратиться на родину и обещаем нашу благосклонность. О Голшанице
прикажем разведать и дадим знать королю с гонцом нашим". Лжедимитрий не
только не хотел в угоду королю отказаться от царского титула своих
предшественников, но еще вздумал перевесть русское слово царь на понятное
всей Европе цесарь, или император, прибавив к нему слово непобедимый. Ясно,
что это новое требование могло повести только к новым неудовольствиям.
Однако Лжедимитрий знал, что Сигизмунда нельзя раздражать, пока Марина еще в
Польше, и потому просил папского посланника, графа Рангони, сказать от него
королю, что он очень удивляется сомнению, которое обнаружил король
касательно его расположения лично к нему и ко всему королевству Польскому,
что сильно оскорбляет его также и умаление его титулов, сделанное
королевскою канцелярией. Если он, царь, обнаружил холодность к королю и к
Польше, то единственно из опасения возбудить нерасположение и измену
подданных, ибо между ними уже идут слухи, что царь хочет отдать королю часть
Московского государства и даже объявить себя подручником Польши. Лжедимитрий
просил Рангони уверить короля, что он не забыл его благодеяний, почитает его
не столько братом, сколько отцом, и согласен исполнить все его желания, но
что касается до титулов, то никогда не откажется от своего требования, хотя
из-за этого и не начнет войны с Польшею. Касательно Густава Рангони должен
был сказать королю, что царь держит его и ждет, что велит сделать с ним
Сигизмунд. Любопытны последние слова наказа, данного Рангони; из них ясно
видно, что царь льстил королю только для того, чтобы как можно скорее
выманить из Польши Марину: "Мы хотели, - велел сказать Лжедимитрий
Сигизмунду, - отправить наших великих послов на большой сейм, но теперь
отсрочили это посольство, потому что прежде хотим поговорить о вечном мире с
вельможным паном Юрием Мнишком". Бучинский после объяснял королю, что
некоторые поляки задержаны Димитрием именно из опасения, что не выпустят
Марину из Польши; Бучинскому был дан наказ: соглашаться на все, лишь бы
выпустили панну.
Бучинский пересылал Лжедимитрию дурные вести: он писал, что требования
его относительно титула произвели всеобщее негодование между панами; что те
из них, которые и прежде ему не благоприятствовали, подняли теперь снова
головы и голоса: так, воевода познаньский упрекал короля в неблагоразумном
поведении относительно дел московских, говорил, что, отказавши Димитрию в
помощи, можно было бы много выторговать у Годунова, а теперь от Димитрия
вместо благодарности одни только досады: требует такого титула, какого не