"Сергей Соловьев. Прана " - читать интересную книгу автора

В соседней комнате - кореянка возраста робко зацветшей веточки, еще
влажной от удивленья. Штопает что-то. Видела нас в Ришикеше.
Хозяин - рослый жилистый садху с конским седым хвостом, перехваченным
на затылке оранжевой резинкой. Лежит на скамье внизу, у кухни. Черные
бабочки глаз, замедленные до незренья; сводит - разводит.
Ледяной лен постели. Рука ее тянется к выключателю. Спиной к спине.
Тишь. Чуткая голая узкоколейка позвоночников.

Глава вторая

В Гонготри, где обрывается дорога и до первой капли Ганга остается
15 км тропы к леднику, мы добрались лишь на закате.
Закатный опал семитысячников, идущих в затылок в Непал. Ганг, стиснутый
скалами, мутный, гремучий. Бумажная деревушка в два переулка с часовней,
раскрашенных детской нетвердой рукой. Роенье паломников. Перезвон
колокольцев. Пошли прогуляться.
Он сидел на корточках на шатком камне у бурного переката, и брызги
заливали его поднятое к небу лицо. Голубино-фиолетовый с каким-то витражным
отсветом тюрбан и такой же халат, подпоясанный черным поясом и подоткнутый
под босые пятки. Ладони - на уровне груди - открыты, будто держит незримую
книгу. И - голос, перекрывающий поток, на нечеловеческой ноте, на
умонепостижимом запасе дыханья, направленный под скользящим углом и как бы с
подкруткою в небо, и переходящий на рваном последнем дыханьи в невыносимо
пронзительный птичий - не сполох, не крик и не техканье, не... - будто
сердце выклевывал и отплевывал паклями крови с резким взвизгом и кваком -
туда, в одну точку над пиками гор, над их зубчато-битым стеклом.
Мы прошли еще с километр вверх по теченью и присели у воды, дальше
тропы не было. Я вынул из рюкзака рентгеноснимок. Мы вырезали из двух
больших кусков древесной коры два корабля с мачтами и, раскроив снимок,
подняли на них паруса - ей выпала фронтальная проекция ноги, мне боковая.
Оставался еще небольшой квадрат пленки. Она сделала из него третий кораблик,
как складывают бумажный. Взглянув на него, мы оба почувствовали этот
юркнувший под сердце сквознячок. Наш. И промолчали.
Пуджа - ритуальные блюдца с затепленными свечами плывут по реке. Мой
кораблик и ее вослед отчалили и, подхваченные теченьем, скрылись за
поворотом. Третий, едва мы отняли от него ладони, косо скользнул ко дну.
Темнело, мы возвращались, он все еще сидел на корточках, пуская ввысь
трассирующие мантры.
Учитывая ночной перепад температур на этой высоте, мы спали,
приваленные тремя верблюжьими одеялами и поверх матрацем. В доме.
Утром, выйдя на ту же тропу, мы увидели его в той же позе, с тем же,
уносящимся ввысь огневым фонетическим бисером.
Мы прошли до вчерашнего тупика и по скале над Гангом продвинулись еще
на полкилометра. Сидим на уступе. Вдруг видим: змейка людей, бегущих,
сверху, реки вдоль, по той стороне, приближаются. Впереди двое. Меж ними
палка. К палке подвязано тело, туго спеленатое и стянутое бечевой. Как белый
кокон. Как зверя.
И - бесшумно бегут, молча, мелкой рысцой. Петлистой, меж валунов. И
- торопливой бесшумной змейкой за ними скользит еще человек пятнадцать.
Откуда? Куда? Кто? Смерть.