"Сергей Соловьев. Прана " - читать интересную книгу автора

"Восемь утра. В белом пламени, с бамбуковым посохом в руке и
развевающимися по сторонам от горящего лба волосами на слюдянистый песок
Ганга вышел Амир.
Русо-перс, рожденный под бакинским полумесяцем, росший художником под
западным ветерком в Москве и анахоретом-интеллектуалом в Риге, сосланный в
Сибирь за вольнодумство в целом и восточный уклон с йогой, вегатарианством и
пр. в частности, получивший после отсидки политическое убежище в Германии и
на следующий день исчезнувший в
Индию, где, приняв новое имя, годы странствовал в поисках своего края,
пока не пришел в Ришикеш.
В Индии не спрашивают ни паспорт, ни диплом. Человек называет себя
сам - кто он. И это его окружением либо принимается, если соотносится с
реальностью, либо нет. В последнем случае он не более чем самозванец.
Свами, - обращаются к Амиру индусы.
Пир, вяжущий мозг, как язык, звездный омут ночных разговоров с
Амиром; сидя в шелковом воздухе у реки (ноги в воде, к одной привязан
захлебывающийся куль с охлаждаемым арбузом, к другой - куль с манго), с
доносящимся с того берега пением, колокольцами и плывущими в небе огненными
иероглифами горящего леса на склонах слившихся с небом гор.
Точнее, не разговоров, а его непрерывных монологов; переходя с русского
на немецкий и вдруг забываясь на хинди. Он мог говорить до восьми часов
кряду. Слушать, быть во внутреннем диалоге с ним больше часа я не
выдерживал, дальше можно было лишь отдаваться потоку и пребывать.
Его знания ужасали, плюс опыт подошв и ладоней, плюс память -
нечеловечья, плюс эрос воображенья, прыжки и уколы его интуиций, плюс
речевая повадка - то богомолом на пальце, то птицей, то водяною змеей.
К рассвету, вставая и отряхиваясь, он с добродушной иронией говорил
мне, видя мое состояние, на санскрите: и объяла меня Индия до глубин души
моей. И, переводя на русский, подкручивал свои младшие сальвадоровы усы,
открывая навстречу солнцу всю кундалини своей улыбки.
Не все так просто было с этим магистром тантры, аргусом речи и
откинувшим пяткой лестницу свами. Кабы не эта аввакумова нетерпимость ко
всему, что не Индия, и в особенности к Европе. Кабы не возводимый им над
Гангом гостиничный центр - с ресторанами, барами, залами для медитаций и
духовной (как альтернатива тотальному рынку), некоммерческой школой
живописи. И если бы не эта слишком чувственная улыбка, выше которой его
кундалини, видимо, что-то мешало подняться.
Нет прямых путей в Индию - все как шелковые, да не прямые. Тысяча и
одна ночь нужна, чтобы сказать о Ришикеше, и дней не меньше, чтоб умолчать
меж ними.
Этот городок-утопия, шагнувший из несбыточных фантазий в реальность,
укоренился в ней на правах третьего глаза.
Ришикеш (риши - мудрец), а точнее, его окраина - Лахман Джула, - место,
куда изо всей Индии стекаются небожители - аскеты, отшельники, йоги, джаяны,
синьясины, садху, баба - несть им числа и имен, и оседают в нем, и роятся, и
выплетаются на годы безмолвия в
Гималаи и вплетаются вновь.
Можно долго говорить о преимуществах пути Запада и Востока, а можно все
толковища унять разом - достаточно стать любому из нас с любым из них перед
зеркалом.