"Сергей Соловьев. Прана " - читать интересную книгу автора

каких цветов собран этот букет дурманящий, от которого в глазах двоится.
А с ней? Могу ли я поручиться, что на самом деле с ней происходит не то
же самое, что и со мной?
- Знаешь, - говорю, - такое чувство, будто мы срослись спинами.
Куда говорю? Туда, где ее нет. Перед собой глядя. И она говорит туда,
где меня нет, спиной ко мне. И, как бы мы ни пытались вывернуться лицом к
лицу, меняется лишь сторона света перед глазами и все та же слепая горячая
тьма приливает к спине. И все тот же озноб между ними. Как стекло
дребезжащее.
- Ты посмотри, - говорит, - какой свет волшебный. Там, за рекой. Да
нет, - говорит, - не там, обернись...
Вернулись затемно. Устали. Она легла, я включил настольную лампу и
дописал:
"Невысокие горы, сплошь заросшие джунглями, меж ними петлистый Ганг
шириной с Клязьму. Течение кажется спокойным, но глубже колен не войти -
сносит. Вода смуглая, до метисовой на солнце. Городок двумя-тремя
ступенчатыми улицами вытянут вдоль нее с обеих сторон километров на пять,
окуная ступени ашрамов в ее ледяной поток.
Порой, проворачиваясь в этом потоке, сквозь город проносится слон,
свалившись в него или съехав по осыпи в крутобережье верховья. В сезон
дождей это дело обычное. На исходе этой зимы слон запутался в высоковольтных
проводах и, протрясшись несколько часов, завалился, увлекая на себя
крестовину вышки, прожигаемый электрическими разрядами - та еще
дефибрилляция. А потом сутки еще лежал во тьме под грозовым дождем - как
Лермонтов на Машуке.
Город. Коровы и обезьяны бродят по нему вперемежку с ангелами и нами.
Что нас всех единит, кроме неба? Огурцы. Продают их на каждом шагу - с
ослиных тележек, велосипедных кухонь, просто с дерюг, расстеленных на земле.
У каждого месяца свои огурцы. Эти, майские, - долгопрудные, русалочьи.
Продавец с них снимает кожу и наносит два продольных разреза, чтоб бутон
распустился на все четыре, сыпет специи внутрь, сбрызгивает карликовым
лимоном и подает в зеленой кувшинке листа.
По утрам все расхаживают с огурцами. Ангелы с огурцами, мы с огурцами,
коровы с запрокинутыми головами и сосками огурцов в сладострастных бутонах
губ.
Черный, как туча, козел на баснословно высоких ногах подплыл к огурцу и
стал перед ним на колени.
Ришикеш - трезвенник и вегатарианец. Ни мяса, ни рыбы, ни пива, ни
водки.
Коровы - поджарые, безработные, с присохшим выменем - дворняжат по
улицам, к полудню олигофренически замедляясь, и, пожевывая арбузную мякоть,
пускают изо рта пузырящуюся красную пену.
К вечеру они валятся на те немногие оставшиеся свободными места вдоль
Ганга между ангелами, спящими на тонких ковриках - полулежа, опершись на
локоть.
А наутро с первым лучом они входят в реку: двуногие и крылатые,
вперемежку с коровами, чьи узкие мальчишьи бедра сзади похожи на белые
скрипки - грифом вниз.
В Ришикеше нет ни буддистов, ни христиан, ни мусульман, ни иудеев, во
всяком случае, я их там не встречал. Хотя, говорят, здесь наливался и зрел