"Станислав Соловьев. Человек-окно" - читать интересную книгу автора

импровизированных чтениях и дискуссиях). Домингес стал задерживаться у
Сантаромано. Каждый день он задерживался дольше, чем в предыдущий день.
Наконец (это было на восемнадцатый день их дружбы), он остался ночевать у
Санторомано -- была половина ночи, завтра был рабочий день, а на такси (такси
Домингес обожал за их всегда поднятые и вымытые стекла дверец) денег не было
ни у него, ни у Сантаромано...
Сослуживцы стали обращать внимание на дружбу Домингеса и Сантаромано.
Мужчины неодобрительно крутили головами, но сдерживались -- еще помнили
печальный случай с женщиной-вампиром. Из мужчин не крутил головой только дон
Игнацио -- он восхищенно пожирал Домингеса маленькими красными глазками...
Женщины сделали вывод. Вывод был для них отвратительным, какими только могут
быть выводы. Они забыли про женщину-вампира -- женщина-вампир, ибо
женщина-вампир предстала перед их мысленными взорами совершенно в другом
свете. Женщины морщили носы и не здоровались (раньше они здоровались --
Домингес имел недурную внешность). Жертва их неприятия не воспринимал такие
изменения. Он скользил в мире-внутри по направлению к миру-что-вне...
На двадцать четвертый день дружбы (это был воскресный день) Сантаромано
опять пригласил Домингеса к себе -- как сказал Сантаромано, "отметить день
рождения великого философа Д. Саррио". Домингес согласился -- скорее по
сложившейся привычке, чем из уважения к "великому философу Д. Саррио".
Сантаромано зачитал восторженному Домингесу отрывок из очередного сочинения
"великого философа", и открыл бутылку шампанского. Последовал тост за
"великого философа Д. Саррио" (его произнес, конечно же, Сантаромано),
Домингес и Сантаромано опорожнили бокалы...
Когда они опорожнили вторую бутылку шампанского, Сантаромано неожиданно
вскочил, выбежал в соседнюю комнату, и перед захмелевшим Домингесом разделся.
При виде худощавого Сантаромано в неглиже, прижавшегося к стеклу
"внутриквартирного" окна разбухшим половым органом, Домингес испытал оргазм, и
в трусах его сделалось мокро. Ничего не соображающий (или что-то
соображающий?) Домингес поцеловал (через стекло) Сантаромано в губы. Тут нервы
у Пьетро Сантаромано не выдержали, и он сделал, может быть, самую большую
ошибку в своей жизни. Вместо того чтобы призывно извиваться за стеклом, доводя
тем до исступления Домингеса, он бросился в комнату, где сидел Домингес. В
этот момент божественно-эротический образ пропал из домингесовского
восприятия, а вместо него возникло нечто буднично-постельное. Заоконный мир
был поглощен миром-внутри. Разъяренный Домингес отшвырнул несчастного
Сантаромано, и стал натягивать туфли. Сантаромано был скомкан. Он был
раздавлен. Голый он валялся в ногах у Домингеса, хватал его за туфли и умолял
остаться. Он признавался в безнадежной любви и просил пощады. "Накажи меня,
накажи, -- кричал голый Сантаромано у ног Домингеса, -- избей. Что хочешь
делай -- не уходи только..."
Домингес не внял мольбам рыдающего друга-приятеля (уже бывшего
друга-приятеля). Он не стал избивать Сантаромано. Он ничего не хотел с ним
делать. Он ушел. В ту же ночь ему стало плохо, и он выблевал все выпитое им
шампанское. С этого дня Домингес не употреблял шампанского и не переносил
гомосексуалистов -- даже упоминание о гомосексуалистах и о гомосексуализме в
безобидном разговоре вызывало у него приступ отвращения (раньше Домингес
относился к гомосексуалистам индифферентно, как и к лесбиянкам, фетишистам,
педофилам и вуайеристам). Сослуживцы, увидев на следующий день бледного и
робко улыбающегося Домингеса, восприняли происходящее по-своему. Для них