"Орест Михайлович Сомов. Гайдамак" - читать интересную книгу автора

- Нам бог велел терпеть все и с потом, горем и слезами добывать себе
хлеб, - отвечал нищий, поклонился, прошептал молитву и побрел по дороге в ту
сторону, куда уехала коляска. Крестьяне долго глядели вслед ему с каким-то
полусонным любопытством. Вид этого нищего и в самом деле был замечателен:
это был человек среднего роста, плотный телом, с рыжими, всклоченными
волосами на голове и в бороде. Лицом он был довольно полон и с первого
взгляда не казался ни больным, ни слабым; но желтые пятна на щеках, синета
под глазами, правая нога, которою он хромал, левая рука, как будто бы
вышибенная из плеча, и чахлый голос являли в нем полного калеку, каких
весьма часто встречаешь по большим дорогам, в городах и местечках
Малороссии. Потолковав еще несколько минут, Грицко и товарищ его снова
поворотили на дорогу и погнали по ней лошадей своих, разлегшись на телегах с
малороссийскою ленью.
Между тем коляска остановилась подле леса, в урочище, называемом Образ.
Проезжие находят ныне на сем месте большую каменную часовню, в виде
разрезанного конуса, довольно красивой архитектуры; но в тогдашнее время
стояла здесь часовня деревянная, которой стены валились от ветхости. Часовня
сия возвышается над лесистым оврагом, в углублении коего находится колодец
чистой, холодной ключевой воды, с бревенчатым срубом. Теперь по другую
сторону от дороги здесь есть шинок, или постоялый дом для проезжающих; но
тогда не было еще здесь никакого жилого строения. Пустынное сие место
привлекает взоры путешественников своею дикою красотою, и редкий из них не
останавливается здесь хотя на короткое время.
Прежде всего выгружена была одна из дорожных фур. Хлопцы и ездовые
пана достали из нее палатку, или огромный шатер, натянули на древки и
положили в нем целую кипу пуховиков и подушек, одни на других, так, что это
составило нечто похожее на турецкий диван; все это прикрыли они большими
шелковыми покрывалами, или попонами. Тогда полы коляски отдернулись на
медных кольцах по железному пруту, и прежде всего выскочили из нее два
молодые человека, или, как в Малороссии называют, панычи, несовершеннолетние
сыновья пана, два плотные юноши, от осьмнадцати до двадцати лет; за ними
вышла сестра их, девица лет шестнадцати, не красавица, но имевшая с
неправильными чертами очень милое лицо малороссийской панночки. Далее вышел
мужчина лет тридцати, приятной наружности, стройный и крепко сложенный;
наконец показался из коляски огромный человек, высокого роста и
необыкновенной толстоты: это был сам пан Просечинский. Псари подставили
ему крепкую скамейку с подушкой, а четверо слуг подавали ему руки; он ступил
тяжелою ногою на землю, крякнул и, поддерживаемый хлопцами, потянулся к
палатке; там разлегся он на пуховиках, покоя спину свою и голову на
подостланных подушках. Прочие члены его семейства поместились около него, а
у ног его стал полосатый человек, сидевший дорогою подле кучера.
- Рябко! - сказал толстый пан протяжно-томным голосом, как будто бы это
был голос больного. - Нравится ли тебе это место?
- Как не нравиться! - отвечал полосатый шут.- Если б этот овраг был
мой, то я отдал бы его на аренду гайдамакам и собирал бы с него славный
доход.
- Безбожник! разве ты захотел бы погубить свою душу, связавшись с
душегубцами?
- И, дядько! не я был бы первый, не я последний. Да и за что про одних
только бедных гайдамаков идет такая дурная слава? А наши судовые, чернильные