"Нина Соротокина. Трое из навигацкой школы (Роман в двух книгах "Гардемарины, вперед!")" - читать интересную книгу автора

изобретения различных снадобьев.
- Слова-то выучил -"компонентов"! Фу, горечь какая! И кисло, -
сморщился Никита, выпив лекарство. - Опять "незначительное количество
незрелых померанцев"? А почему воняет мерзко?
- В этой настойке сложный букет трав для согретия груди, - торжественно
произнес Гаврила. - Незрелые померанцы идут для других целей.
- Мне бы лучше незначительное количество спиртовой настойки да со
зверобоем. Это мне больше поможет.
- Спирт при вашем телосложении зело вреден. - Гаврила вздохнул. - Яд он
при вашем телосложении. Будете принимать это питье, - он указал на бокал, -
мане эт нокте, то есть утром и вечером.
Никита рассмеялся.
- Мне-то хоть латынь не переводи, эскулап. Латынь для твоего
телосложения - яд!
Камердинер с отвлеченным видом уставился в окно.
- Сходи еще раз к Алексею, может, он уже дома.
- Не ночевали они дома. Хозяйка ругается, мол, где их носит, но я
передал, чтоб непременно к вам ступать изволили, как только явятся.
- Тогда к Саше.
- Они тоже не ночевали дома. Хозяин...
- Понятно, ругается, где их носит, но ты передал, чтоб непременно ко
мне ступать изволили...
- Так точно... как только явятся. Теперь будете изволить потеть. - И
камердинер неслышно ушел в свою комнату.
Комната Гаврилы, самая большая в снятом помещении, напоминала кабинет
алхимика. На приземистом, длинном столе расставлены были фаянсовая и
порцелиновая посуда, колбы, склянки, реторты и прочая чертовщина. В
поставце, выкрашенном на голландский манер в черный цвет, в пронумерованных
банках держал он те самые "компоненты", к перемешиванию которых имел
склонность. В комнате всегда, даже в жару, топилась печь, воздух был сухой,
со сложным запахом. Гаврила был здесь полным хозяином, и Никита никогда не
спрашивал себя, по какому праву слуга занимает в доме то помещение, которое
сам выбирает.
Наверное, потому, что Никита не мог вспомнить, когда в его жизни
появился Гаврила. Он был всегда. В тот самый миг, когда вложили в Гавриловы
руки корзину с младенцем, а именно так появился Никита в родном доме, душа
камердинера дрогнула состраданием и нежностью, и согретый этими чувствами он
стал, как умел, оберегать юного князя от жизненных напастей и
несправедливости.
Вначале ссорился с иноземной кормилицей (у немок молоко постное!) и
тайно подкармливал младенца из рожка русским грудным молоком, потом пилил
нянек-неумех и сам стал нянькой, потом ворчал и неотступно наблюдал за
нерадивыми гувернерами и как бы между делом выучился грамоте. Иногда князь
Оленев - старший забирал Гаврилу с собой в заграничные поездки, но и там
заботливый слуга не оставлял вниманием своего юного барина и в помощь
учителю географии писал длинные письма с подробными описаниями Парижа и
Мюнхена. Когда Никита поехал учиться в Москву, князь Оленев, зная
привязанность сына к Гавриле, отдал ему камердинера в вечное пользование.
Среди дворни Гаврила почитался удивительным человеком. Молодость его
протекала в бурных романах, в которых он проявлял истинно барские замашки.