"Нина Соротокина. Трое из навигацкой школы (Роман в двух книгах "Гардемарины, вперед!")" - читать интересную книгу автора

плечами, как бы говоря, это уже все знают. В благодарность за такую новость
Вера Дмитриевна не только налила Саше вина, но даже вспомнила, что не
заплатила ему за три урока. Как только она вышла за кошельком, граф так и
засветился в Сашину сторону. Сейчас, мол, поговорим...
- Нас само Императорское Величество Анна Иоанновна собственной персоной
изволили трактовать вином, всех лейб-гвардии полков и штаб-обер-офицеров, -
сказал он шепотом и улыбнулся.
- Достойный граф Никодим Никодимыч, - Саша прижал руки к груди, - ко
всему, что касается лейб-гвардии, я имею чрезвычайный интерес.
- Государыня в середине галереи изволили стоять. Им учинили нижайший
поклон, и Ее Императорское Величество изволили говорить нам такими
словами...- Голос графа снизился до самого интимного, сокровенного тона, но
в комнату вошла Вера Дмитриевна, и он, любовно поправив на Саше кружева,
грустно замолк.
"Индюк! - подумал Саша. - Триумфальное шествие глупости! Почему ты так
равнодушен к судьбе Анастасии и ее матери и всех Лопухиных? Все принимает на
веру! И эта гусыня Вера Дмитриевна туда же... "Арестовали, значит, виновны!"
И ведь не злая женщина, а верит всякой сплетне. Как можно в наше время не
дать себе труда рассуждать?"
Саша уже забыл, что те же самые роковые слова: "Взяли, значит,
виновна", - он говорил сам испуганному и смущенному Алексею. Вера Дмитриевна
меж тем с легким стоном опять принялась за письмо.
- Красавица моя, не мучайтесь. Я сам рекомендую этого прекрасного
молодого человека, - сказал граф неожиданно. - Не женское это дело,
рекомендовать человека в гвардию. Вы ведь в гвардию хотите? - обратился он к
Саше.
- Да, - выдохнул Белов и подумал удивленно: "Не такой уж он индюк!"
- Я адресую вас к моему племяннику - поручику Преображенского полка
Василию Лядащеву. Он сейчас на весьма важной и секретной работе, - граф
подмигнул Саше, - а если он вам поможет, то, клянусь здоровьем своим, это
будет самое достойное из всех его дел на оной службе.
Через полчаса Саша вышел из дома подполковничьей вдовы, пополнив свой
тощий кошелек и получив рекомендательное письмо.
- Я знал, что ты вот-вот сбежишь, - сказал Никита, когда Белов пришел к
нему прощаться. - У тебя все эти дни было такое неспокойное, таинственное
лицо. Как сказал поэт: "Уже рвется душа и жаждет странствий, уж торопятся
ноги в путь веселый"*.

____________________________________________
* Катулл. "Вновь повеяло теплом весенним..."

- Не такой уж веселый, - проворчал Саша.
- Когда ж ты отпускную бумагу успел получить?
- Черт с ней, с бумагой. Я тогда в директорском кабинете вместе с
Алешкиным паспортом и свой прихватил.
- Побег, значит. Отчаянный ты человек! А если поймают да вернут назад?
За побег, сам знаешь, по уставу смертная казнь!
- Эх, Никита, Россия тем хороша, что у нас "ничего нельзя, но все
можно". Мой побег и не заметит никто. Может, со мной поедешь?
- Сейчас не могу. Надобно дождаться письма от отца. Я приеду в