"Вирджиния Спайс. Роковые цветы " - читать интересную книгу автора

От Эсквимина бежали люди, выкрикивая имена Юпитера, Юноны и Минервы -
покровительницы императора. А имя самого императора не сходило с уст уже
много дней, лишь только разнеслась весть о новых играх. Все еще помнили
великолепные празднества в честь Столетних игр, ради которых Домициан пошел
на хитрость: он отсчитал срок не от последнего торжества при Клавдии, а от
прежнего, при Августе.
Подготовка к новым играм велась медленно и весьма торжественно, а
нетерпение народа подогревалось ежеутренним зачитыванием эдикта на форуме.
Выкрикивали различные имена императора: Домициан, Германик и Флавий.
Последнее, кстати сказать, он не выносил, ибо считал это наглым напоминанием
о Пите Флавии - брате, которого он еще в юности старался превзойти и саном,
и влиянием. Противники Домициана (а таких в ревущих группах было немало)
называли его также Августой. Этим они нагло намекали вовсе не на жену его
Домицию, которую он отбил у Ламии, дав ей затем звучное имя императрицы, а
на щекотливое прошлое самого императора. Некоторые в Городе утверждали, что
его любовником когда-то был Нерва, а, возможно, еще и Клодий Поллион, до сих
пор якобы хранивший записку молодого отпрыска рода Флавиев, где тот обещал
ему свою ночь.
Эсквимин и Виминал гордо удерживали на своих склонах сверкающие
белизной дома, виллы и дворцы, полускрытые изящной, экзотической
растительностью и правильно разбитыми садами, где у бассейнов с трепещущими
тенями раздавались гортанные крики павлинов. Толпы народа бурлили между
этими холмами. Среди бесчисленных плебеев и нагих рабов ярко выделялись
всадники в богатых одеждах; матроны в цветных шелковистых столах пытались
сдержать своих скачущих детей - в легких куртках, с буллами на шее;
виднелись жрецы в покровах, фиолетовых, словно глаза русалки, и красных, как
заря. А с других высот прибывали все новые и новые толпы людей.
На Гранатовой улице в шестом квартале образовалось целое ликующее
шествие. Желавшие зрелищ римляне сбегались по направлению к храму рода
Флавиев, на шафранных пилястрах которого горели алые сгустки заходящего
солнца, а вечерний воздух, плавясь, окутывал стены. В затененных зеленью
бельведерах для пущей важности стояли невольники с факелами. С грохотом и
звоном пронеслась манипула, несколько турм устремились на Палатин. Всадники
на беспокойных, в испарине, лошадях были подобны промелькнувшему видению.
Неподвижный воздух в атрии был озарен бледно-розовыми, с невесомой
пылью лучами. Преломляясь, они уходили в хрустальные воды бассейна.
Безмолвие властвовало сейчас в этом помещении, и ее не нарушал даже шепот
невольниц. На низком ложе, поджав ноги, сидела девочка из племени
висконтиев, из дальнего города Луки, вошедшая в этот дом два года назад.
Сейчас она настраивала лиру, и разрозненные музыкальные звуки единственно
вплетались в тишину. Священный Апис милостиво взирал со стенной фрески на
это белокурое дитя, Афина у жертвенника также обратила благосклонный взор
свой на юную музыкантшу, чье прозрачное белое одеяние широкими складками
спускалось к бассейну, а края, подобно лепесткам лотоса, лежали на воде.
Блестящая рябь от воды поднималась по мраморной плоти богини. Пахло
благовониями.
В атрии неслышно появился юный, весьма красивый вольноотпущенник в
дорогой златотканой одежде и в тиаре, венчающей идеальной формы голову. Его
глубокие печальные глаза, черные как полночь в новолуние, и отуманенный
взгляд выдавали человека, снедаемого любовью, как тяжелым недугом. Он сделал