"Вирджиния Спайс. Роковые цветы " - читать интересную книгу автора

супруга. Мнение римских сословий, а уж тем паче - плебса, было ей решительно
безразлично. Спокойно возлежала на мягких подушках она, вдыхая благовонный
воздух. На ее бесстрастном лице с опущенными веками лежали мягкие голубые
тени, а на лице мимолетно блуждала смутная улыбка, которая читалась не на
губах даже, а во всем облике царицы. Августа была женщиной, посвятившей себя
исключительно сладострастию.
За царицей тянулся шлейф изящных носилок с придворными дамами, знатными
матронами и девственницами дворцового гинекея. Они то и дело подымали
занавеси, и тогда в них мелькали быстрые руки и смеющиеся лица. Замыкали
шествие аргираспиды, двигаясь строгой колонной и загораживаясь щитами.
Вся эта многочисленная, усыпанная драгоценностями свита направилась к
цирку, заполненному шумной публикой, с уставшим ожиданием взирающей на
желтую пустую арену.
Громадный цирк, разделенный по центру кирпичной стеной с обелисками и
жертвенниками, вместил в себя двести тысяч зрителей, расположившихся на
мраморных ступенях портиков, окаймлявших величественные колоннады подиума.
Двести тысяч голосов слились в мощном крике: римляне приветствовали
своего императора, царицу и их почетный эскорт. Это послужило сигналом
аргираспидам, и они побежали, сверкая серебряными и золотыми колечками
брони. Солдаты окружили с трех сторон подиум, куда сошла правящая чета.
Здесь же разместились представители сенаторского сословия в тогах с
пурпурной каймой и весталки в широких белых одеждах, не принимавшие сейчас
пищи в знак скорби по сестрам Арминиям, нарушившим обет девственности.
Провинившимся весталкам был предложен выбор: смертная казнь либо наказание
по древнему обычаю. Но нравы предков были столь суровы, что юные сестры, не
колеблясь, избрали смерть. Любовников их Домициан отправил в изгнание, и
только один из них, бывший легат, в отчаянии покончил с собой.
Затрубили медные рога. Рев публики волнообразно прокатился по цирку.
Туда, где он ненадолго стихал, эхом несся грохот конницы под началом Юлия
Флавия, объезжавшей вокруг цирка. Молодой префект вступил в город с овациями
и был встречен восторженными криками на Палатине. Он уже выступил перед
сенатом и получил в награду от Германика дубовый венок и должность претора.
Прекрасная Юлия, с четверть часа назад занявшая свое место под навесом,
сидела слегка задумавшись. Взгляд ее рассеянно перебегал с пустынной, в
золотых солнечных лучах арены к синему небу, привольно раскинувшемуся над
цирком. Мягкое, похожее на губы лошади, утро уже растаяло, в затылок дышал
зной. Рядом с Юлией сидел ее верный вольноотпущенник, усыпанный золотой
пудрой, но все равно очень бледный, смущенный ночными переживаниями. Время
от времени он порывался заговорить с госпожой, но она отвечала нехотя, как
бы не желая понимать его. Он снова застывал, словно мраморный обелиск, и
думал об одном: быть может, Юлия вовсе не любит его, быть может, он всего
лишь банальный мим в ее свите, ручное животное, которым она забавляется?
Неужели она не любит его?..
Он в очередной раз потеребил край ее паллы, склонился к ее плечу и
что-то нерешительно прошептал. На этот раз Юлия резко обернулась и гневно
воскликнула:
- Ты смеешь так думать?!.. Нет! Говорю тебе и повторяю, Адонис! Нет.
Клянусь.
В глазах эфеба блеснули сердитые слезы, но он не посмел упрекнуть ее в
муках прошедшей ночи. И все-таки слова Юлии его немного взбодрили.