"Вирджиния Спайс. Роковые цветы " - читать интересную книгу автора

колоннами погружены в воздух, как в воду, Юлий видел преторианцев в шлемах и
панцирях, защищающих грудь.
Во всем дворце наблюдалось движение: уходили и приходили военные,
знатные граждане во всаднических тогах беседовали приглушенными голосами, с
таинственным видом шныряли рабы, и женщины гинекея в пестрых циклах и
изящных сандалиях двигались как цветы, подхваченные ветром.
Вот, наконец, Флавий оказался в покоях императора, где царил полумрак,
легкий, как крылья бабочки, но придававший странный оттенок пурпурным
занавесям и пологу, расшитому золотом. Полумрак скрывал роскошное убранство
комнаты, а между пилястрами скапливалась уже настоящая тьма, фиолетовая и
неподвижная, вызывая тревожные мысли... Потрескивала свеча на низком
треножнике возле ложа, где покоился император. Рослый раб - дакиец стоял у
изножия, и его вооружение тускло мерцало в неясном свете.
Домициан устремил на претора неподвижный взгляд. Флавий ждал. Свеча
снова затрещала, и это был единственный звук в гнетущей тишине. Наконец
Домициан разлепил губы и произнес:
- Я видел нынче жуткий сон, претор. Божественная Минерва, которую я так
чту, возвестила мне, что покидает святилище, которое я для нее воздвиг и не
может более оберегать своего императора. Юпитер отнял оружие у нее!..
Юпитер! Будь проклято все! Страшные, страшные сны...
Он тяжело поднялся и, сильно качаясь, прошелся из угла в угол.
Сверкнула молния, голубая вспышка чиркнула по задрапированным окнам...
Домициан заскрежетал зубами. Дакиец оставался недвижим.
- Еще видел я во сне, - продолжал император, медленно выговаривая
слова, - будто на спине моей вырос золотой горб... Здесь желают моей смерти
и думают, что тогда достигнут счастья, а для Империи - благополучия. Ослы!..
Нет! Нет! Слушай меня, Флавий! - Он схватил претора за руку, сильно дыша ему
в лицо винными испарениями. - Ты останешься здесь. К гельветам отправится
Саллюстий Отон. И довольно!.. В Риме происходит что-то ужасное, претор. Я
чую заговор... Молчи! Слушай! Беда правителя в том, что когда он
обнаруживает заговор, ему не верят до тех пор, покуда его не убьют.
Снаружи завывал ветер, слышались глухие удары, словно стены старого
дворца с трудом противостояли напору стихии. Фиолетовая дымка над Тибром
обращалась бурей. Из глубины покоев доносилось мяуканье леопардов...
Император опустился на ложе и снова заговорил с Флавием, объявляя воину
свои подозрения и свою волю. Раб в молчании смотрел на Юлия.
Слышался звон оружия и приглушенные команды центурионов... Заколыхался
полог, будто кто-то хотел войти и не посмел. Затрещала свеча... Мяукали
леопарды...
С тяжелым сердцем вышел претор из покоев императора. Дворцовые
сановники перед ним почтительно расступились. Не имея намерения дольше
оставаться во дворце и желая поскорее отправиться в лагерь за Тибром, претор
быстро шел по дворцовым залам, галереям с колоннами из лунного камня,
золотые капители которых терялись в сводах, где скапливался сумрак.
Налетевшая буря внезапно превратила бесцветный день в ночь. Повсюду зажигали
огни, кто-то ругался и требовал масла для светильников. Происходила смена
дворцового караула, центурионы отдавали короткие команды зычными голосами.
Женщины, прекрасные, как белый мрамор, стояли, прислонившись к колоннам...
Флавий проходил по великолепным залам, предназначенным Домицианом для
приема гостей, украшенным лучшими произведениями скульптуры, мимо зала