"Альберт Шпеер. Воспоминания." - читать интересную книгу автора

бералом. Каждое утро он с нетерпением ожидал "Франкфуртер
Цайтунг", каждую неделю читал критические статьи в журналах
"Симплициссимус" и "Югенд". Интеллектуально ему близок был
Фридрих Науман, выступавший за социальные реформы в мощной
Германии. После 1923 г. мой отец стал сторонником Куденго-
ва-Калерги и ревностно отстаивал его идеи паневропеизма. Он
определенно хотел бы поговорить со мной о политике, но я ско-
рее уклонялся от таких возможностей, и мой отец не настаивал.
Такое отсутствие политических интересов, правда, соответство-
вало поведению усталой и разочарованной в результате войны,
революции и инфляции молодежи; однако, одновременно это не
позволяло мне определить политические масштабы, категории
суждения. Мне больше нравилось ходить в школу через парк гей-
дельбергского замка и там с шеффелевской террасы по нескольку
минут мечтательно рассматривать старый город и развалины зам-
ка. Эта романтическая склонность к разрушенным крепостям и
кривым улочкам сохранилась у меня и вылилась позднее в мою
страсть коллекционировать ландшафты, особенно гейдельбергских
романтиков. Иногда по пути к замку я встречал Штефана Георга,
преисполненного чувства собственного достоинства и имевшего
чрезвычайно гордый вид; казалось, будто от него исходил свя-
той дух. Так, наверное, выглядели великие миссионеры, потому
что он обладал каким-то магнетизмом. Мой старший брат был
старшеклассником, когда ему посчастливилось войти в ближайшее
окружение мастера.
Меня сильнее всего привлекала музыка. В Мангейме я до
1922 г. слушал молодого Фуртвенглера и затем Эриха Клейбера.
В то время я находил Верди более впечатляющим, чем Вагнера, а
Пуччини был для меня "ужасен". Напротив, мне очень нравилась
одна симфония Римского-Корсакова, и Пятая симфония Малера,
хотя и казалась мне "довольно сложной, но она мне понрави-
лась" (кавычки автора). Посетив берлинский Шаушпильхаус, я
отметил, что Георг Кайзер - "самый значительный современный
драматург, в произведениях которого шла борьба вокруг поня-
тия, ценности и власти денег", а посмотрев ибсеновскую "Дикую
утку", я нашел, что порядки в высшем обществе показались нам
смешными: эти персонажи "были комедийными". Ромен Роллан сво-
им романом "Жан Кристоф" усилил мое восхищение Бетховеном.< >
Так что это было лишь приступом юношеского нигилизма,
когда мне не нравилась кипучая общественная жизнь дома. Прод-
почтение, отдаваемое мной авторам с социально-критическими
позициями, товарищам по обществу гребли или альпинизма, носи-
ло вполне оппозиционный характер. Даже привязанность к прос-
той буржуазной семье противоречила обычаю искать себе компа-
нию и будущую жену в своей касте (в замкнутом социальном
слое, к которому принадлежала твоя семья). У меня даже воз-
никла стихийная симпатия к крайне левым, хотя эта склонность
так и не оформилась во что-то осязаемое. Я был невосприимчив
ко всякого рода политической деятельности: на это никак не
повлиял мой национализм и то, что я, например, во время окку-