"Иван Фотиевич Стаднюк. Исповедь сталиниста (про войну)" - читать интересную книгу автора

говорил, что видел мою мать на коллективном снимке у кого-то из
кордышивских Дубовых. Если бы разыскалась эта фотография, для меня не было
бы более драгоценного подарка.
Помню, как мать учила меня молитвам и по утрам, а также вечерами перед
сном велела молиться Богу, водила в церковь на богослужения и сама пела в
церковном хоре. Однажды вступила в "конфликт" с батюшкой (священником
Васильковским), который, исповедуя меня, спрашивал: сквернословлю ли,
забираюсь ли в чужие сады, дерусь ли на улице, ворую ли яички из птичьих
гнезд и т. д. На все вопросы священника отвечал я охотно и утвердительно и
в итоге услышал его повеление: "Отбей, сын мой, за грехи свои, сорок
поклонов". Мать тут же кинулась ему в ноги: "Батюшка, да побойтесь Бога!
Оно же дите малое, глупое, какие у него грехи?! Да оно еще не умеет и
пальцы на руке сосчитать. А вы "сорок поклонов"...
Тем не менее уходил я из церкви с синим лбом, весело размышляя о том, как
буду хвастаться на улице перед хлопчиками, что я самый великий грешник в
селе.
Церковь оставила в моей душе неизгладимый след. Размышляя об этом, я
прихожу к выводу, что приобщение к духовному миру в детстве (именно в
детстве!) побуждает в зрелом возрасте, независимо, остаешься ли ты
верующим или делаешься атеистом, часто обращаться мыслью и чувством к
самому себе - правильно ли ты живешь? Человек, сверяющий свои поступки со
своей совестью, с пониманием другого человека, есть истинный человек,
проникнутый добром, доброжелательностью и особенно любовью к детям; он
всегда мысленно благословляет каждого встречного ребенка на счастливую
судьбу.
Да, детство закладывает фундамент духовных свойств человека. Не знаю, кому
принадлежит мысль, что человеческая душа, звучащая в лепетании ребенка, с
возрастом человека звучит в его чувствах и поступках, несущих свет.

* * *

...Еще помню, как белила мать домотканое полотно, расстилая дорожки на
нашем затравелом подворье, и мы с ней вдвоем носили на коромысле из
"Юхтымовой криницы" по одному ведру воды (мать уже была тяжело больной,
хотя ей к тому времени не исполнилось и пятидесяти лет).
Отец - Фотий Исихиевич, участник русско-японской войны - был человеком
крутоватого нрава, но справедливым. До коллективизации считался
середняком, работал, как и все крестьяне, денно и нощно, а осенними и
зимними вечерами еще и сапожничал. Одним из первых вступил в колхоз,
тяжело расставаясь с Карьком, слепым на один глаз конем, и с телегой на
железных осях, для приобретения которой долго копили деньги. Карько был
радостью и бедой отца. Любил он коня за добрый нрав, безотказность в
работе и в выездах, но тяготился его слепотой. Да и мать попрекала отца: у
всех хозяев кони как кони, а у нас без глаза. И в один из базарных дней
батька отвел Карька на торговицу в местечко Вороновица, наш райцентр...
Продал... А в очередной базарный день пошел в городишко Немиров покупать
более молодого коня и неожиданно на лошадином торге наткнулся на Карька.
Конь учуял близость своего бывшего хозяина и по-лошадиному так закричал,
заплакал, что отец без колебаний вновь купил его, переплатив три рубля.
Возвращение Карька домой на всю жизнь осталось для меня радостным