"Иван Фотиевич Стаднюк. Люди не ангелы (Роман в двух книгах)" - читать интересную книгу автора

виновато крякнул, туго сдвинул выцветшие густые брови и с притворной
бодрецой зарокотал:
- О-о... Павлик! Ты ж собрался жениться - и плачешь.
- Я боюсь... - Светлые горошины слез пробороздили на немытом лице
мальчишки влажные следы. - Я с вами пойду, тату-у...
- Павлик... Ну... Ты же храбрый, ничего не боишься.
- Боюсь! - уже откровенно заревел Павлик, уловив в голосе отца
неуверенность.
- Вот какой ты! - Платон Гордеевич в досаде сморщил лицо, растерянно
потирая узловатыми пальцами лоб. Вдруг что-то вспомнил, и глаза его
оживились, блеснули смешком. - Ну что ж, придется вооружить тебя
винтовкой. Всамделишной!
Павлик стал плакать с паузами, расчетливо приглушая голос, чтоб
расслышать слова отца, и кося при этом на него загоревшийся любопытством
глаз.
- Да не плачь же ты! Никакой черт-дьявол не подступится к тебе, ежели
ты с оружием боевым. Вот погоди.
По-бычьи изогнув жилистую, темную шею, Платон Гордеевич дробными
шажками выбежал из комнаты в сени, загремел там лестницей. Павлик вскоре
услышал, как заскрипели потолочные балки у него над головой, и подивился
храбрости отца, не побоявшегося ночью лезть на чердак. Жадное любопытство
окончательно завладело мальчиком, и он умолк, старательно вытирая шершавым
рукавом слезы.
Отец возвратился в комнату с ружьем в руках. Самым настоящим!
Маленьким, двуствольным, с двумя курками из красной меди, запыленным,
захватанным паутиной и от этого еще более загадочным, желанным.
- На, держи. - Отец взвел курки и щелкнул обоими сразу.
Павлик дрожащими руками ухватился за драгоценную вещь.
- Только чтоб ни один чужой глаз не видел! - наставлял Павлика Платон
Гордеевич. - Знаешь, что бывает за хранение оружия? Не знаешь? Тюрьма,
брат. Ты еще не сидел в тюрьме? Ну и слава богу. Это, брат, яма с железной
решеткой. Неба и то, говорят, только краюшка видна из нее...
Отец ушел на собрание, а Павлик, сидя на топчане, до одури щелкал
курками невиданного ружьишка, по очереди прицеливаясь в горшки, миски,
образа святой богородицы, Ильи-пророка, в портрет Тараса Шевченко. Ничего
теперь он больше не боялся!


2

Через улицу, напротив Платонова двора, жил Захарко Дубчак. Фамилию
"Дубчак" Захарко выхлопотал себе после революции. А до этого он по всем
документам значился как Захарко Ловиблох. И хотя в губернской газете было
напечатано объявление, что крестьянин Ловиблох Захарий Семенович,
проживающий в селе Кохановке Брацлавского уезда Подольской губернии,
меняет фамилию на Дубчак, его по-прежнему земляки величали Ловиблохом.
Захарко невысок ростом, но кряжистый, крепкий, будто из одних сучков
скручен. Сейчас ему под пятьдесят, а он может взять любую лошадь за
передние ноги и легко приподнять ее.
У Захарка два женатых сына и дочь на выданье. Все живут в одной хате,