"Иван Фотиевич Стаднюк. Москва, 41-й " - читать интересную книгу автора

армии, и в итоге будто чувствовал на себе тесную и хлипкую одежонку,
продуваемую со всех сторон ледяными ветрами.
Правда, 14 июля был момент, когда на душе чуть развиднелось: поступил
приказ командующего фронтом, что в состав. 16-й армии вливается 17-й
мотомеханизированный корпус генерал-майора М. П. Петрова. Но где, же он? Из
штаба фронта сообщили, что части корпуса где-то переформировываются после
выхода из окружения. Однако так ни одна из них и не появилась в полосе
армии. Узнал только от случайного окружение, что действительно в начале июля
проходили через Смоленск отдельные подразделения 209-й мотострелковой
дивизии этого корпуса; заинтересовался судьбой командира дивизии полковника
Муравьева Алексея Ивановича, которого хорошо знал по довоенному времени,
Муравьев, как рассказал окруженец, был тяжело ранен немецким диверсантом еще
там, за Минском, в районе Слонима, и оттуда отправлен на восток. Командир
корпуса Петров тоже будто погиб... И рассвет отступил, несмотря на то, что
на второй день пришла от маршала Тимошенко новая, тоже сулившая надежды
шифрограмма. В ней Лукину приказывалось принять от командующего 19-й армией
генерал-лейтенанта Конева две стрелковые дивизии - 158-ю полковника В. И.
Новожилова и 127-ю генерал-майора Т. Г. Корнеева и поставить их на рубеж
южнее Смоленска - от стен города по реке Сож до деревни Гринево, создав при
этом мощные узлы противотанковой обороны.
Послал генерал Лукин своих представителей в эти дивизии с приказом
немедленно начать марш к Смоленску, но, когда смотрел по карте на неблизкий
их путь, понимал: не успеют они ко времени оседлать дороги, по которым немцы
рвутся к городу. Однако неверия своего никому не показывал; принимал меры,
чтоб удержаться до подхода этих двух дивизий своими малочисленными силами. И
еще, может быть от отчаяния, приказал командирам частей, штабистам и
политработникам поступать так, как поступал он сам в районе Шепетовки:
решительно "прибирать к рукам" - подчинить себе - все, что даже случайно
может оказаться в полосе их 16-й армии: разрозненные группы и группочки
красноармейцев, одиночных командиров, боевые расчеты, обескровленные
подразделения, машины, отдельные танки, и, приписав их к полкам, ставить в
оборону.
Ничто на фронте так не ценится, как ясность. Эта истина давно была
известна Михаилу Федоровичу Лукину; однако, когда в ночь с 15 на 16 июля
1941 года убедился, что немцы захватили южную часть Смоленска, содрогнулся
от бессилия и обжигавшего сердце понимания: наступил тот страшный и
критический момент, когда чаша весов могла трагически резко и, возможно,
надолго перевеситься в пользу агрессора. Только по недосмотру немцев, а
может, и потому, что полковник Малышев вовремя взорвал смоленские мосты, они
с ходу не перемахнули через Днепр и не захватили северную часть города. Ведь
защищать Заднепровье было нечем: почти весь гарнизон Смоленска героически
погиб в ночном уличном бою...
На рассвете 16 июля, как только в штабе армии стало известно, что враг
захватил южную часть города, генерал Лукин вместе с членом Военного совета
армии дивизионным комиссаром Лобачевым и группой офицеров штаба примчались
на машинах из Жукова в северную часть Смоленска. Остановились среди развалин
кирпичных домов у вокзала и тут же были обстреляны из-за Днепра немецкими
пулеметами. Этот огонь разбудил дремавшую по правому берегу нашу жиденькую
оборону: в некоторых местах татакнули пулеметы, громыхнули одиночные
выстрелы. Вскоре оборона была несколько усилена. Офицеры штаба разыскали