"Иван Фотиевич Стаднюк. Москва, 41-й " - читать интересную книгу автора

об одном и том же. Рокот боя доносился сюда со всех сторон и даже, казалось,
из-под самой земли.
Первым заговорил дивизионный комиссар Лобачев. Спокойно, по-мужицки
рассудительно, он сказал будто сам себе:
- Приказы в Красной Армии не обсуждают, а выполняют. Это - закон. [7]
- Кто же обсуждает? - обидчиво удивился Лукин.
- Лично я... Да-да, я обсуждаю этот приказ...
Лобачев с ухмылкой покосился на командарма, затем на начальника штаба.
- Этого от тебя я не слышал, - строго сказал Лукин.
- Я тоже, - Шалин закашлялся, выдохнув облако табачного дыма.
- Оглохли, значит? - Лобачев удовлетворенно засмеялся. - От бомбежки
или от боязни посмотреть правде в глаза?
Лукин вдруг придавил каблуком сапога недокуренную папиросу и с
нарастающим раздражением упрекнул Лобачева:
- Не люблю, комиссар, когда ты в загадки играешь!.. Сейчас не до
ребусов!
- Так вот, без загадок и ребусов, - Лобачев спокойно посмотрел на
собеседников. - Мы доложи ли Военному совету фронта о принятых мерах для
удержания северной части Смоленска и о том, что делаем все возможное, чтобы
выбить фашистов из южной... Так ведь?.. Но мы ни словом не обмолвились о
предъявленных нам обвинениях. А молчание - знак согласия... Я же не
согласен... Но главное в другом.
- В чем же? - озадаченно спросил Лукин.
- В том, что в боевых условиях нагонять на командиров Красной Армии,
как и любой другой армии, чрезмерный страх - не мера для достижения успеха.
Страх лишает людей здравомыслия... От испуганного командира пользы мало, а
его страх обязательно передастся еще и подчиненным ему людям. Он, этот
страх, проявится в неуверенных действиях войск...
- Не томи! - прервал Михаил Федорович Лобачева. - Что ты хочешь в
конечном счете?..
- Хочу напроситься на разговор по прямому проводу с членом Военного
совета фронта товарищем Булганиным.
- Много бы я дал, чтобы услышать, как тебе ответят с другого конца
провода, - Лукин рассмеялся, кажется, искренне, растворив в смехе
накопившееся напряжение. - О чем ты говоришь, Алексей Андреевич?! Я еще
западнее Шепетовки насмотрелся испуганных людей!.. Страх - позади! Там, где
слово "окружение" порождало панику.
- Я совсем о другом! - Лобачев развел руки. - Я о страхе командира
перед ответственностью за принятое им решение. А полученный нами приказ
такую боязнь может породить...
- Ну иди, вызывай товарища Булганина. - Лукин поднялся, чтобы пойти в
автобус. - Хотя ты и прав, но только частично. Ведь приказ о предании суду
прежнего командования Западным фронтом во главе с генералом армии Павловым,
хотя их до смерти жалко, не поверг нас с тобой в ужас?! Встряхнул как
следует командирский корпус Красной Армии?! И привел кое-кого в нужное
состояние!.. Так почему этот приказ Главкома не сделает полезного дела?.. С
нас строго требуют, и мы покрепче будем требовать...
- Я тебе, Михаил Федорович, о духе приказа, а ты о букве. - Лобачев
тоже поднялся. - Я об опасности породить в армии страх, как самое острое из
всех чувств человека. О ней, этой опасности, помнили полководцы всех времен