"К.С.Станиславский. А.П.Чехов в Художественном театре" - читать интересную книгу автора

Бывало и так: придешь к Антону Павловичу, сидишь, разговариваешь. Он на
своем мягком диване сидит, покашливает и изредка вскидывает голову, чтобы
через пенсне посмотреть на мое лицо.
Сам себе кажешься очень веселым. Придя к Антону Павловичу, забываешь
все неприятности, какие бывали у меня до прихода к нему. Но вдруг он,
воспользовавшись минутой, когда оставались одни, спросит:
- Послушайте! У вас же сегодня странное лицо. Что-нибудь случилось с
вами?
Антон Павлович очень обижался, когда его называли пессимистом, а его
героев неврастениками. Когда ему попадались на глаза статьи критиков,
которые тогда с такой желчью придирались к нему, то он, тыкая пальцем в
газету, говорил:
- Скажите же ему, что ему (критику) нужно водолечение... Он же тоже
неврастеник, мы же все неврастеники.
Потом, бывало, заходит по комнате и, покашливая, с улыбкой, но со
следами горького чувства, повторит несколько раз, выделяя букву "и":
- Пессимист!
Антон Павлович был самым большим оптимистом будущего, какого мне только
приходилось видеть. Он бодро, всегда оживленно, с верой рисовал красивое
будущее нашей русской жизни. А к настоящему относился только без лжи и не
боялся правды. И те самые люди, которые называли его пессимистом, сами
первые или раскисали, или громили настоящее, особенно восьмидесятые и
девяностые годы, в которые пришлось жить Антону Павловичу. Если прибавить
при этом его тяжелый недуг, который причинял ему столько страданий, его
одиночество в Ялте и, несмотря на это, его всегда жизнерадостное лицо,
всегда полное интереса ко всему, что его окружало, то вряд ли в этих данных
можно найти черты для портрета пессимиста.
Весною этого же [1902] года театр поехал в Петербург на гастроли. Антон
Павлович, бывший к тому времени уже в Ялте, очень хотел поехать вместе с
нами, но доктора не выпустили его из Ялты. Мы играли тогда в Панаевском
театре и, помню, очень боялись, что нам не разрешат сыграть "Мещан"
Горького.
Для цензуры был назначен до открытия сезона особенный спектакль
"Мещан". На этом спектакле присутствовали великие князья, министры, разные
чиновники из цензуры и т.д. Они должны были решить, можно играть эту пьесу
или нельзя. Сыграли мы как можно деликатнее, с вырезками, которые мы же сами
сделали.
Пьесу в конце концов разрешили. Цензурный комитет велел вымарать только
одну фразу:
"...в доме купца Романова..."
По окончании репетиции все заинтересовались артистом Б[арановым],
игравшим роль Тетерева. Б. поступил к нам из певчих что-то на очень
маленькое жалованье, чтобы только не служить в хоре. Он обладал колоссальной
фигурой и архиерейским басом. Несколько лет он пробыл незамеченным и,
получив роль Тетерева, которая очень подошла к его данным, сразу
прославился.
Помню, А.М.Горький очень носился в то время с Б., а Антон Павлович все
твердил:
- Послушайте же, он же не для вашего театра.
И вот Б. после репетиции привели в зрительный зал. Светские дамы