"К.С.Станиславский. А.П.Чехов в Художественном театре" - читать интересную книгу автора

восторгались самородком, находили его и красивым, и умным, и обаятельным. А
самородок сразу почувствовал себя как рыба в воде, стал страшно важен и для
большего шика заявлял кому-нибудь из высшего света своим трескучим басом:
- Ах, извините, я вас не узнал.
Состоялся первый спектакль. Под сценой была спрятана дюжина вооруженных
городовых. Масса мест в зале было занято тайной полицией - словом, театр был
на военном положении.
К счастью, ничего особенного не произошло. Спектакль прошел с большим
успехом.
На следующий день, когда вышли хвалебные рецензии, Б. явился в театр в
цилиндре. Бывший в это время в конторе цензор просит познакомить его с Б.
После обычных при знакомстве приветствий легкая пауза, и затем Б. вдруг
начинает сетовать, что в Петербурге так мало газет.
- Как хорошо жить в Париже или Лондоне, - там, говорят, выходит до
шестидесяти газет в день...
И, таким образом, наивно проговорился о том, как ему приятно было
читать хвалебные рецензии.
На втором спектакле захворала О.Л.Книппер. Болезнь оказалась очень
опасной, потребовалась серьезная операция, и больную на носилках в карете
скорой медицинской помощи отправили в больницу.
Посыпались телеграммы из Ялты в Петербург и обратно. Приходилось
наполовину обманывать больного Антона Павловича. Видно было, что он очень
тревожился, и в этих его беспокойных, заботливых телеграммах ясно
сказывалась его необыкновенно мягкая, нежная душа. И все же, несмотря на все
его стремление в Петербург, из Ялты его не выпустили.
Гастроли кончились, а Книппер уехать было нельзя. Труппа разъехалась.
Через неделю или две и Книппер повезли в Ялту. Операция не удалась, и там
она захворала и слегла. Столовая в доме Антона Павловича была превращена в
спальню для больной, и А.П., как самая нежная сиделка, ухаживал за ней.
По вечерам он сидел в соседней комнате и перечитывал свои мелкие
рассказы, которые он собирал в сборники. Некоторые из рассказов он совсем
забыл и, перечитывая, сам хохотал во все горло, находя их остроумными и
смешными.
Когда я приставал к нему с напоминаниями о новой пьесе, он говорил:
- А вот же, вот... - И при этом вынимал маленький клочок бумаги,
исписанный мелким, мелким почерком.
Большим утешением в это печальное время был Иван Алексеевич Бунин.
Среди всех этих тревог и волнений Антона Павловича все-таки не покидала
мысль оставить Ялту и переехать в Москву. Длинные вечера проходили в том,
что нужно было подробно, в лицах, рассказывать всю жизнь театра. Он так
интересовался жизнью в Москве, что спрашивал даже о том, что где строится в
Москве. И надо было рассказывать ему, где, на каком углу, строится дом, в
каком стиле, кто его строит, сколько этажей и т.д. При этом он улыбался и
иногда заключал:
- Послушайте, это же прекрасно!
Так его радовала всякая культура и благоустроенность. Но как врач Антон
Павлович был, вероятно, не очень дальновиден, так как решился перевезти жену
в Москву в то время, когда она еще, очевидно, далеко не была готова к этому.
Они приехали как раз в то время, когда у нас производились весенние
школьные экзамены. Экзамены эти производились в отдельном здании,