"Константин Михайлович Станюкович. Васька ("Морские рассказы")" - читать интересную книгу автора

переносили качку, а пока морякам приходилось довольствоваться солониной и
консервами.
Чем ближе подходил праздник, тем озабоченнее и серьезнее становился
Коноплев и чаще обглядывал со всех сторон Ваську. Хотя он благодаря
особенным заботам своего покровителя и не жирел и был относительно не
особенно соблазнительным для убоя, хоть и довольно видным и бойким боровком,
а все-таки... неизвестно, какое выйдет ему решение и не пропадут ли втуне
все заботы и таинственные уроки?
Такие мысли нередко приходили в последнее время Коноплеву и волновали
его.
Тем не менее он по-прежнему занимался со своим любимцем в
послеобеденный час в укромном уголке кубрика, заботился об его моционе и с
какою-то особенною нежностью чесал Васькины спину и брюхо и называл
ласковыми именами.
И белый боровок, значительно развившийся от общения с таким умным и
добрым педагогом, казалось, понимал и ценил заботы и ласку своего наставника
и в ответ на ласку благодарно лизал шершавую руку матроса, как бы доказывая,
что и свиная порода способна на проявление нежных чувств.


V

Настал сочельник.
Моряки уже плыли на "Казаке" пятьдесят пятый день, не видевши берегов,
и приближались к экватору. Еще дней пять-шесть и... Батавия, давно желанный
берег.
Океан не беснуется и милостиво катит свои волны, не пугая высотой и
сединой верхушек. Ветер легкий, "брамсельный", как говорят моряки, и
позволяет нести "Казаку" всю его парусину, и он идет себе узлов по
шести-семи в час. Бирюзовая высь неба подернута белоснежными облачками, и
ослепительно жгучее солнце жарит во всю мочь.
И моряки довольны, что придется встретить спокойно праздник, хотя и
среди океана, под южным солнцем и при адской жаре, словом, при обстановке,
нисколько не напоминающей рождественские праздники на далекой родине, с
трескучими морозами и занесенными снегом елями.
Приготовления к празднику начались с раннего утра. Коноплев,
встревоженный и беспокойный, еще накануне простился с Тимофеичем ласковыми
словами, когда в последний раз ставил ему на ночь воду, - зная, что наутро
его убьют.
Он даже нежно прижал свое лицо к морде животного, к которому так привык
и за которым так заботливо ухаживал, и быстро отошел от него, проговорив:
- Прощай, Тимофеич... Ничего не поделаешь... Всем придет крышка!
Ранним утром Коноплев нарочно не выходил наверх, чтобы не видеть
предсмертных мук быка. Он поднялся наверх уже тогда, когда команда встала и
вместо Тимофеича была лишь одна кровавая лужа. Гуси тоже были заколоты.
Оставались живы только четыре боровка. Мать их была зарезана еще два дня
тому назад, и окорока уже коптились.
Убирая хлев и задавая корм последним "пассажирам", которых офицерский
кок (повар), по усиленной просьбе Коноплева, собирался зарезать попозже,
Коноплев был очень взволнован и огорчен и старался не смотреть на своего