"Константин Михайлович Станюкович. Васька ("Морские рассказы")" - читать интересную книгу автора

любимца и ученика, встретившего его, по обыкновению приподнявшись на задние
лапы, с нежным похрюкиванием веселого, беззаботного боровка, не
подозревающего о страшной близости смертного часа.
Судьба Васьки должна была решиться в восемь часов утра, как только
встанет веселый и жизнерадостный мичман Петровский, заведующий хозяйством
кают-компании. Но надежды на него были слабы.
По крайней мере, ответ кока, перед которым горячо предстательствовал за
Ваську Коноплев еще вчера, обещая, между прочим, пьянице-повару угостить его
на берегу в полное удовольствие ромом или аракой (чего только пожелает), был
не особенно утешительный. Кок, правда, обещал не резать поросят, пока не
встанет мичман, и похлопотать за боровка, но на успех не надеялся.
- Главная причина, - говорил он, - что надоели господам консервы, и
опять же праздник... И мичман хочет отличиться, чтобы обед был на славу и
чтобы всего было довольно... На поросят очень все льстятся... Оно точно,
ежели с кашей, то очень даже приятно... И какую я ему причину дам насчет
твоего Васьки? Правда, забавный боровок... Ловко ты его приучил служить,
Коноплев!
- Служить?! Он, братец ты мой, не только служить... Он всякие штуки
знает... Я завтра для праздника показал бы, каков Васька... Матросики ахнут!
- проговорил Коноплев в защиту Васьки, невольно открывая коку тайну
сюрприза, который он готовил. - А ты доложи, что боровок, мол, тощий... Им и
трех хватит... слава богу...
- Доложить-то я доложу, только вряд ли...
В это утро Коноплев не раз бегал к коку, напоминая ему об его обещании
доложить и суля ему не одну, а целых две бутылки рому или араки. Наконец
перед самым подъемом флага кок сообщил. Коноплеву, что мичман сам придет
смотреть боровка и тогда решит.
После подъема флага мичман прошел на бак и, нагнувшись к загородке, где
находились боровки, внимательно оглядывал Ваську, решая вопрос: резать его
или не резать.
Коноплев замер в ожидании.
Наконец мичман поднял голову и сказал Коноплеву:
- Хоть он и не такой жирный, как другие, а все-таки ничего себе.
Зарезать его!
На лице матроса при этих словах появилось такое выражение грусти, что
мичман обратил внимание и, смеясь, спросил:
- Ты что это, Коноплев! Жалко тебе, что ли, поросенка?
- Точно так, жалко, ваше благородие! - с подкупающей простотой отвечал
Коноплев.
- Почему же жалко? - удивленно задал вопрос офицер.
- Привык к нему, ваше благородие, и он вовсе особенный боровок...
Ученый, ваше благородие.
- Как ученый?
- А вот извольте посмотреть, ваше благородие!
С этими словами Коноплев достал Ваську из загородки и сказал:
- Васька! Проси его благородие, чтоб тебя не резали... Служи
хорошенько...
И боровок, став на задние лапы, жалобно захрюкал.
Мичман улыбался. Стоявшие вблизи матросы смеялись.
- Васька! Засни!