"Константин Михайлович Станюкович. Васька ("Морские рассказы")" - читать интересную книгу автора

казалась ему и приятна и легка.
И сам он переменился. Обыкновенно скучавший и несколько вялый, он стал
вдруг необыкновенно деятелен, весело озабочен около своих "пассажиров" и,
казалось, забыл на время и постылость морской службы, и страх перед
нелюбимым им океаном. Одним словом, этот неудавшийся матрос ожил, как
оживает человек, внезапно нашедший смысл жизни.
С первого же дня, как на "Казаке" были водворены все "пассажиры",
Коноплев возбудил общее удивление своим уменьем обращаться с животными,
товарищески любовным к ним отношением и какою-то особенною способностью
понимать их и даже разговаривать с ними, точно в нем самом было что-то
родственное и близкое животным, которых он пестовал с любовью и лаской. И
они, казалось, понимали его, не боялись, слушались и словно бы считали
немного своим.
Но особенное изумление матросов вызвано было при первом знакомстве
Коноплева с одним неспокойным и сердитым быком.
Это был самый буйный из всех трех, привезенных на клипер. Небольшой, но
сильный, черный и косматый, он отчаянно и сердито мычал, когда его,
связанного по ногам, поднимали с баркаса на палубу. Не успокоился он и
тогда, когда его привязали толстой веревкой к бортовому кольцу и освободили
от пут. Он чуть было не боднул возившихся около него и успевших отскочить
матросов и продолжал злобно мычать на новоселье. При этом он рвался с
веревки, нетерпеливо бил копытами по деревянной настилке и грозно, с
налитыми кровью глазами помавал своею рогатою головой.
Он наводил страх. Никто не осмеливался к нему подойти, боясь быть
вскинутым на его изогнутые острые рога.
Занятые интересным и редким на судне зрелищем, матросы толпились в
почтительном отдалении от сердитого быка и перекидывались на его счет
остротами и шутками.
- И сердитый же у нас, братцы, пассажир. Около его теперь и не пройти.
Забодает!
- Ходу ему не дадут. Первого зарежут! Не бунтуй на военном судне.
- Видно, в первый раз в море идет, оттого и бунтует.
- Чует, поди, что к нам в щи попадет, сердится.
- В море усмирится.
- Небось его сам боцман не усмирит, потому линьком его не выучишь. Не
матрос!
Это замечание вызывает в толпе смех. Не без удовольствия улыбается и
боцман, довольный столь лестным о нем мнением.
- И как только Коноплев будет ходить за этим чертом! Страшное это,
братцы, дело связаться с таким пассажиром... Будет Коноплеву с им хлопот! -
участливо заметил кто-то.
И многие пожалели Коноплева. Как бы ему не досталось от сердитого быка!
- Небось не достанется, братцы... Я умирю его! - проговорил вдруг своим
спокойным и приветным голосом Коноплев, пробираясь через толпу с другой
стороны бака.
Там он только что навестил других двух быков, привязанных отдельно от
беспокойного. Они тоже мычали, видимо, еще не освоившись с новым положением,
но в их мычании слышались покорные, грустные звуки, похожие на жалобу.
Коноплев гладил их морды, чесал им спины, что-то говорил им тихим,
ласковым голосом, указал на корм и скоро их успокоил.