"Константин Михайлович Станюкович. Страдалец" - читать интересную книгу автора

- А за то, что два года тому назад здесь был начальник, который имел
доблесть дать мне место и кусок хлеба... Как можно! И поднялся кругом вой,
пошли сплетни, будто я влияю, будто играю роль... Появились в этом жанре
корреспонденции в столичных газетах... Вы разве не читали?
- Что-то помню...
- Уголовные ссыльные деморализируют общество... От них страдает край...
И все в таком роде... И здешняя мерзкая газетка тоже стала тявкать... О, это
была нескончаемая травля... Эти господа ненавидят людей порядочных,
благонамеренных, людей цивилизованных и, главное, приезжих... У них ведь
свой патриотизм... сибирский... специфический, как петрушкин запах{403}...
Они тут в таком случае все заодно...
И, точно вспомнив испытанные им обиды, он начал бранить Сибирь и
сибиряков и в особенности какую-то "шайку мучеников идеи" с необузданной
злобой. Он не говорил, а шипел с каким-то угрюмым ожесточением завзятого
человеконенавистника. Он поносил людей, не останавливаясь перед клеветой, и
в то же время жаловался, что его не оставляют в покое.
Куда девался добродушный, смирный "старичок", которого я видел у
Петровских?
- Не удивляйтесь этому раздражению! - проговорил он после паузы,
наливая новый стакан и залпом выпивая его. - Я не могу равнодушно говорить,
как вспомню об этом... Поймите только: одиннадцать лет тому назад меня
позорил прокурор... почти год меня трепали все газеты... Чего только ни
говорили про меня! Я переносил все... Мое имя наконец забыли... И что же? За
то, что мне дают кусок хлеба, в меня снова летят комки грязи... Каждый
писака, каждый недоучившийся молокосос кричит о моем прошлом... И за что же?
за что?.. Что я им сделал?
Он закрыл лицо руками и несколько времени молчал.
Когда наконец он поднял голову, на глазах его блестели слезы.
- И если б еще я, в самом деле, был виноват, как расславили меня на всю
Россию... Послушайте... Вы тоже недоверчиво отнеслись ко мне... Я заметил...
у Петровских... Но если б вы знали всю правду...
И Рудницкий, начинавший немного хмелеть, начал рассказывать мне свое
дело, "как оно было в действительности". Из его слов выходило, что его
напрасно обвинили, что он невинен, как ангел. Он, правда, сделал ошибку,
доверился другим и... попался, как кур во щи...
Признаюсь, это было уж слишком, и я заметил Рудницкому, что был на его
процессе.
- Изволили быть? - переспросил он.
- Был...
- И, пожалуй, не верите мне? - проговорил он внезапно изменившимся
тоном, с нескрываемой насмешкой.
Я молчал.
- Что ж вы не говорите?.. Ведь вы, кажется, из либералов? - ядовито
усмехнулся он. - О, я отлично вижу, что не верите... И знаете ли что? Ведь
вы, пожалуй, и правы, что не верите! - вдруг проговорил он, понижая голос, и
засмеялся своим тихим, неприятным смехом. - Ей-богу, правы, что не верите!..
Я взглянул на Рудницкого. Признаюсь, мне редко приходилось видеть такое
злое, отвратительное лицо. Оно как-то все съежилось и улыбалось скверной,
циничной, насмешливой улыбкой, в глазах сверкал злой огонек, и искривленные
губы дрожали.