"Константин Михайлович Станюкович. Страдалец" - читать интересную книгу автора

- Вы разве хлопотали о возвращении?
- Три раза я подавал прошения и все три раза при самых лучших отзывах
местной администрации, и каждый раз один и тот же ответ: "Просьба мещанина
из ссыльных Рудницкого не подлежит удовлетворению"... Я ведь нынче имею
честь носить звание мещанина! - прибавил старик, - N-ский мещанин из
ссыльных... Это звучит несколько иначе, чем действительный статский
советник, не правда ли?..
- Но ведь вы можете переехать в другой какой-нибудь город Сибири.
- Все та же Сибирь! Здесь хоть есть давность привычки... Я и просился
только ради здоровья... Ведь если б мне и можно было уехать отсюда, я все
равно везде буду отверженцем... Везде позор... Везде станут шептать,
указывая на меня: "Это тот самый Рудницкий, который ограбил банк"... И все
будут злорадствовать, и больше всех люди, которые, быть может, во сто раз
хуже меня... Это ведь обыкновенная история на свете... Пока успех на вашей
стороне, вам готовы простить преступление, а чуть падение, быть может, и
незаслуженное, вызванное не преступлением, а ошибкой, доверием, пожалуй, и
ошибочным, но непреднамеренным, - подчеркнул он, - все отвернулись, все
забыли, даже самые близкие когда-то люди...
Рудницкий отпил еще глоток и продолжал:
- И знаете ли, что больше всего возмущает меня при этом?
- Что?
- Людское лицемерие... Все кричат о какой-то общественной совести, о
каких-то нарушенных правах!.. Какая это общественная совесть?.. где она? Кто
отказался бы от положения Ротшильда, хотя он, с точки зрения известной
морали, каждым день возмущает общественную совесть и нарушает чьи-нибудь
права? А между тем про него не кричат, кроме горсти безумцев, мечтающих
исправить мир... Он пользуется уважением; весь свет у его ног...
Общественная совесть!? - усмехнулся злобно старик, - да из тысячи людей
девятьсот девяносто девять наплевали бы на нее, если б одних не удерживал
страх наказания, других - просто глупость... А ведь все кричат о совести...
О, господи, как все это глупо и возмутительно! И после этого разве можно не
презирать людей!? - патетически воскликнул Рудницкий.
Он помолчал, налил себе вина и снова заговорил:
- Уехать!? Куда мне уехать?.. Ведь у меня, ограбившего банк, нет
состояния, чтобы замазать рты и заслужить уважение... Вы знаете ли, что,
приехав сюда, я, известный грабитель, не знал, на что пообедать... Кто этому
поверит, не правда ли? - грустно усмехнулся Рудницкий.
Когда он говорил, голос его дрожал, казалось, искренними нотами. Я
слушал и недоумевал. К чему эта комедия? Или, в самом деле, он, с точки
зрения своеобразной философии, считает себя невинной жертвой?
Я молчал и ждал, что будет далее.
- Я стар, - снова начал он, - у меня нет даже надежды поправить свое
положение, чтобы посмотреть, как эти самые люди, которые отвернулись от
меня, снова станут находить, что я человек, обладающий всеми
добродетелями... И, каюсь, иногда я жалею, что не могу вернуть прежнего
положения... Каюсь, жалею и озлобляюсь... Да разве можно не озлобиться!? -
воскликнул он с раздражением. - Помилуйте... Тут всякое терпение лопнет!.. Я
думал: хоть здесь-то меня оставят в покое... Так нет... И здесь меня
преследовали.
- За что?