"Константин Михайлович Станюкович. Форменная баба" - читать интересную книгу автора

- А ты думал, струсил? Небось, из-за Нюшки я бы и черта не испугался, а
не то что экипажного командира. Сделай, братец, одолжение! А увидал я ее
поздней осенью, как теперь помню, в октябре месяце. Назначили меня
ординарцем к Ухватову на тринадцатое число. Ребята, кои раньше ординарцами
ходили, предупреждали: - "Не пяль, мол, глаз на экономку, ежели увидишь, и
не отвечай ей, ежели что спросит, а то экипажный, коли заметит или узнает
через старую куфарку, - это вроде ведьмы была приставлена, - изобьет тебя в
лучшем виде за то и велит отшлифовать - придерется за что-нибудь! Были, мол,
такие дела". - "Ладно, - говорю. - Что мне пялить глаза на ухватовскую
полюбовницу. Баб, что ли, мало про нашего брата!" Явился в восемь утра к ему
на квартиру - он в офицерских хлигелях жил - и дежурю в передней. Этак в
десятом часу вышел из кабинета. Евойный вестовой подал ему пальто - в экипаж
идти. Посмотрел это Ухватов на меня пронзительно так и сказал: - "С места,
такой-сякой, никуда не отлучаться, а не то... запорю. Понял?" - "Понял,
вашескобродие". - "Хорошо понял?" - "Точно так, вашескобродие!" И опять
смотрит на меня, разглядывает, точно никогда не видал. И, вижу, глаза
злые-презлые. Ушел и, уходя, опять на меня обернулся и опять сердито
посмотрел. Понял, видно, боров, что я не лыком шит, а матрос молодой.
Опасался, значит, как бы экономка не обмолвилась со скуки словом с
ординарцем. Хорошо. Сижу это я себе на рундуке в прихожей, и курить до
смерти хочется, а курить боюсь - как бы запаху матросской цигарки не
оказало. Тихо кругом. Вестовой комнаты убрал и ушел себе на кухню, а я
томлюсь, можно сказать, из-за того, что покурить нельзя. Наконец не смог
терпеть. Вышел на парадную лестницу и наскоро выкурил цигарку, и будто
полегчало... Вернулся, сел на место, как скрипнули из комнаты двери, и вошла
Нюшка. Вошла, братцы вы мои, и как взглянула, ровно бы меня ганшпугом* по
голове съездили... Вовсе в расстройку пришел. Встал это я и на нее гляжу, а
самого в краску бросило. И даже чудно показалось. Знал я довольно много баб
и ни одну не боялся, а эта словно бы ошарашила.
______________
* Гандшпуг - деревянный рычаг, употребляемый на судах. (Прим. автора.)

- Больно хороша была, что ли? - нетерпеливо спросил Егорка.
- Прямо-таки... пронзительная! - восторженно ответил Дымнов. - Другому,
может, она и не хороша была, а для меня во всем свете лучше не было... Так
от ее взгляда словно меня кипятком обдало. И в тот же секунд почуял я, что
тут мне крышка из-за этой самой экономки. А из себя она была, братцы,
чернявая и телом не товаристая, а так, в плепорцию... и на ходу
легкая-прелегкая, словно кошечка. И моложавая, хоть ей около тридцати было.
Однако этих годов не оказывало. Глядит это она на меня. А глаза у Нюшки -
как уголье, черные-пречерные... и приманчивые... Видит эту мою расстройку и
смеется глазами... Играет ими, значит... "Здравствуйте, - говорит. - Вас как
звать, матросик?" Пришел я немного в себя и даже в досаду вошел, что я перед
экономкой оказал себя таким, можно сказать, желторотым галчонком, и довольно
даже грубо ответил, что зовут меня Лександрой. - "А по батюшке как?" -
"Лександра, говорю, Иваныч". - "Так это вы, Лександра Иваныч, такой опасный
мужчина есть, как я слышала!?" - "Я самый, говорю, если вам вгодно знать!" -
Смеется. - "Вы, говорит, видно, курить ходили. Так вы не ходите. Я вам
сейчас хороших папиросов принесу. Здесь покурите". - "Свои, мол, цигарки
люблю. Чужими не занимаюсь". Присела на рундук такая, я вам скажу, форсисто