"Константин Михайлович Станюкович. Тоска" - читать интересную книгу автора

Не то что какие облыжные: на словах одно, а чуть ушел из Кронштадта - и
сейчас, шельма, льстится на другого. А моя, братец ты мой, форменно
приверженная.
И лицо матроса дышало восторженностью, и в глазах его стояли умиленные
слезы.
А боцман слушал, и почему-то этот восторженный матрос возбуждал в нем и
обиду и зависть.
"Сердцем добер, так и верит другому сердцу. Брешет, верно, его
матроска", - подумал боцман.
Но ему не хотелось нарушить веры матроса, и он, не решаясь перед
серьезно больным высказать свои взгляды на силу бабьей привязанности,
осторожно спросил:
- Небось, зовет тебя в Кронштадт?
- Звала, даже очень звала. Приезжай, мол, я за тобой как нянька буду
смотреть. Да потом спохватилась. Тебе, мол, тепло нужно. Вот если бы
перевестись в черноморский флот, так она бы обязательно приехала в
Севастополь.
"Ладно, приедет к тебе", - подумал боцман и спросил:
- Насчет этого отписывал ей?
- Отписывал.
- Что же она? - возбужденно и жадно спросил боцман.
- Рада, очень рада, да сомневается, как бы уж вышел перевод. Ну и
опасается бросить Кронштадт. А ведь она там торговкой на рынке.
В эту минуту боцман вспомнил, что и его звали в Кронштадт, и точно так,
как и Пояркову, советовали скоро не возвращаться.
"Брешет", - озлобленно подумал боцман и с особенным участием стал
подбадривать рулевого. Он говорил, что больной скоро пойдет на поправку, его
переведут в Севастополь, и жена тотчас же приедет к нему.
- Всего ведь восемь рублей переехать. Небось, найдет.
Больной любовно смотрел на боцмана и предложил ему, коли нужно,
написать весточку в Кронштадт.
- Некому, - резко ответил боцман.
- Разве, Арсентий Иваныч, ты одинокий?
- Одинокий.
- Трудно, должно быть, одинокому, Арсентий Иваныч. То-то ты и не
подаешь претензии на доктора. А то должны отправить. Нынче ведь права.
- Там видно будет. И давно ты женатый?
- Шесть лет, Арсентий Иваныч.
- Давно. По нынешним временам и вовсе много. А ты ишь какой
благополучный.
И в голосе боцмана звучала завистливая нотка.
- Пофартило, Арсентий Иваныч. Да и чего, ежели по правде говорить, меня
обманывать? Не привержена, так прямо и скажи. Больно, да зато сразу. По
крайней мере совесть есть.
- Тут, братец ты мой, совесть совестью, а есть и другая загвоздка. Есть
и такая баба, которая по совести виляет хвостом, и привержена, мол, а затем:
простите, мол, ошиблась, очень, мол, душе больно. И духу в ей не хватит, что
так, мол, и так - кум есть. А понять не может, как обидно, что она заметает
хвосты. Да еще и тебя обвиноватит; ты, мол, зря обнадежен, не понимаешь,
мол, какая я распронесчастная баба. И взаправду беда ей.