"Константин Михайлович Станюкович. В далекие края" - читать интересную книгу автора

пассажиров, не имевших мест, преимущественно крестьян, возвращавшихся из
Петербурга по деревням на полевые работы.
Что обер-кондуктор наивно удивился вмешательству постороннего человека,
вступившегося за интересы людей, которые сами не протестовали в защиту их, в
этом, конечно, нет ничего удивительного; но удивительнее было то, что среди
кучки людей (и все из чистой публики), слушавшей это объяснение, никто не
поддержал протестовавшего господина, и когда он обратился к стоявшим
поблизости, как бы ища поддержки, то каждый отворачивался и уходил,
выказывая отсутствие общественного чувства теми равнодушием и боязливою
осторожностью вступиться в защиту ближнего, которые так часто проявляются
при разных публичных случаях насилия и обиды слабого человека, несравненно
более возмутительных, чем только что рассказанный.
Но любопытная черточка, и характерная черточка, присущая, как кажется,
специально славянской натуре: многие из этих же самых людей, равнодушно
отворачивавшихся, когда к ним обращались за поддержкой, по окончании этой
"истории", возвратившись в вагон, хвалили вступившегося господина, находя
образ действия его похвальным, громко бранили железнодорожные порядки и
менее громко прохаживались насчет порядков "вообще". Но, случись с этим
самым господином какая-нибудь неприятность за его "похвальное"
вмешательство, можно держать пари сто против одного, что ни один из этих
сочувствующих не пошевелил бы пальцем. В этом самом обыкновенном дорожном
происшествии, как в малой капле воды, отразились общий характер и склад
русского культурного человека, объясняющие многие явления современной жизни.
И чем далее вы удаляетесь из Петербурга, тем чаще приходится вам наблюдать
подобные "истории", встречаясь с еще большим равнодушием и большею боязнью
путаться не в свое "дело", но зато слушая иногда ламентации{251} случайных
спутников, несравненно более экспансивные и менее осторожные, чем те,
которые приходится слышать среди пассажиров Николаевской дороги{251},
особенно среди петербуржцев, привыкших путешествовать с молчаливою
сдержанностью и тою, чисто чиновничьей, брезгливостью в дорожных
знакомствах, благодаря которым можно сразу отличить кровного петербуржца не
по одному только бескровному лицу и кургузому пиджаку, обтянутым штанам и
ботинкам с китайскими носками.
По мере удаления из Петербурга на восток увеличиваются в прямой
пропорции и различные путевые неудобства и неожиданные приключения, и
чувствуется все большая и большая потребность в терпении и персидском
порошке. Путешествие принимает все более и более патриархальный характер,
несколько напоминающий путешествие по девственным странам. Поезда двигаются
медленнее и опаздывают чаще; часы отхода и прибытия пароходов находятся в
большей связи с вдохновением и с милостью господней, чем с печатным
расписанием. Поездная прислуга теряет свой столичный вид, казарменную
вежливость и расторопность, принимая все более и более облик "мальчика без
штанов" и обделывая с меньшей опаской свои маленькие гешефтики. Пароходные
капитаны, в большинстве случаев попадающие в моряки по воле судеб и
неокончания нигде курса, имеют вид добрых малых, старающихся задобрить
гостей-пассажиров (разумеется, классных).
Приноравливаясь к местным нравам, они всегда готовы "закусить и выпить"
с тем или другим охотником-пассажиром, чтобы скоротать однообразие плавания,
и не прочь в часы вдохновения устроить иногда импровизированную гонку с
каким-нибудь пароходом другой компании, к ужасу всех трезвых пассажиров