"Александр Стеклянников. Чья-то жизнь... ("Предназначение" #3)" - читать интересную книгу автора

Мас-с-с-сура васса-а-а,.. восстать и уйти. Я отдам! А-А-А!...
Они его сожрали, звякнули освобожденные от груза оковы, кости были
обглоданы, разгрызены и проглочены, кровь, в пыли свалявшаяся в комки,
вылизана. И они разлеглись вокруг креста, положили острые морды на лапы и
успокоились в ожидании, в блаженном незнании; почти нереальные, хотя и
осязаемые, неслышные тени, служители собственной эфемерности.
Он восстал неожиданно, как от толчка. Его мир был уже чем-то заполнен,
и пугала его неизменность памяти, диктатура страшная еще и оттого, что
привычная, как переход из одной комнаты в другую. И осознание мира как
действа, а себя - как части мира и героя действа, вызывало отчаяние -
чувство, пугающее новизной.., и как будто знакомое... Но нет! Откуда? Что он
мог знать, если только родился и всего лишь учился ходить.
Незнакомое слово "пещера" отзывалось ноющей болью во внутренностях, и
окружающие могли видеть в этот момент феномен рождения маленьких световых
вспышек вокруг его запястий и лодыжек. А потом его приняли в люди...
Он, как всегда, в некотором безумии просыпался, глядя прямо перед собой
в потолок, не различая переходов обрывков сна в монолит реальности.
Отсутствие неприятных ощущений в теле не успокаивало, все могло измениться в
одну секунду, он к этому привык и ждал всегда... нет, не худшего, но
непредвиденного, зная, что выстоит в любом случае, по-другому просто не
могло быть, даже если бы он очень этого захотел. "Нужно думать о главном."
И, встав, он облачал себя в ткани (сто одежек), думая о главном.
Я - крыло орла, ты - во мне стрела. Что стреле в крыле до меня во
мгле!? Я - лицо во сне, ты - мой сон в огне... Попробуй-ка догадаться, про
кого это. Нет, нет и нет! Не в силах более противиться валу чувств,
обрушиваю на... тебя лавину благодарности. Благодарности просто за то, что
ты существуешь на свете. (Пусть; он решил наконец, кому быть целью стрелы.
Пусть это будет человек, пусть она, маленькая девочка из дома напротив. А
почему бы и нет?) И, покрывая поцелуями твои ладони, твои колени (!!!),
взываю, дабы не кончилось блаженство: не улетай, надежда!.. Посвящение
угасало.
Никогда окружающие меня обстоятельства, даже в виде исключения, даже
просто ради разнообразия, не становились ни ступенью-трамплином к достижению
моих неведомых им целей, ни слугами-друзьями, могущими оказать посильную
помощь, ни средством познать иллюзорность иллюзии и истинность истины.
Обстоятельства всегда были против меня. Но, как бы то ни было, я выжил, жил
и планировал продолжать в дальнейшем с неменьшим успехом перерабатывать
жизнь, приспосабливая ее к себе, как некий малюсенький пуп земли, ан, гляди
ж ты, заявляющий о себе тоненьким, еле слышным голоском, не способным родить
крик; крик, вернувший бы надежду, аннулировавший бы слабость. Надежды
улетали, не видя смысла в том, чтобы оставаться в доме, в котором они были
никому не нужны, а я... я был не в счет, ибо масштаб не тот, конечно же. Как
минимум на порядок. Тут нужен был Крик, вопль, страшной силы взрыв. А я... я
был просто безумен, не более. Я сходил с ума, спрашивал время у уличных
собак, перераспределял найденное где-то между землей и луной в единственной
известной мне области между валенками и шапкой.
Мир вокруг меня был дискретен. Одной из дискретностей были люди. Среди
них я находил более-менее дружественных персонажей комедии, невостребованных
актеров, актерствующих актеров, служебный персонал... Конечно же я порой
задавался вопросом: а кто режиссер? Глупо... Но по-настоящему дружественных