"Александр Стеклянников. Чья-то жизнь... ("Предназначение" #3)" - читать интересную книгу автора

было мало. Как ни странно, родители не входили в их число. Как будто еще
"до", не зная почему, я вычеркнул их из некоего, бесспорно, символического,
списка доверия; и теперь во мне росла... больше всего это походило на брешь
в броне БТРа. Такое же безысходно-неисправимое; некий очаг уязвимости. И то,
что он ширился с каждым прожитым годом, (некая полынья с опасно рваными
краями), рождало во мне тоску, отнимало потенциал еще не сформированных сил,
могущих стать в будущем творческими. Банальность проблемы отцов и детей
смешила меня до икоты. Ах, если бы в этом была основная трудность! Выстоять
перед тоской взаимосострадания, обессиливающего уважения - это уже не шутка.
А отринуть парадокс важности поиска професии - тут нужно быть просто героем.
Всякое "бу-бу-бу", типа: "поговорим, брат. Вот, кем ты хочешь стать?". У
окружающих существовало такое понятие - профессия, работа. Этот мир был
миром профессионалов, универсалу здесь не нашлось бы места. А проблема
питания! А каменный мешок веры! Тут противостояние - ты и грозная мировая
сила под названием индивидуализация, вернее, уродливая мутация сей силы. И
что дальше - неизвестно.
И смесь детальнейшей осведомленности во всех основных этапах своей
социальной жизни с одной стороны и совершеннейшая тайна своего... скажем
так, предначертания с другой - как два мира в одном; как две головы на одном
теле; как два способа видения в одних глазах. И тогда просто опускаются руки
и надежды улетучиваются.., просто-напросто... Хотя, почему! Остается
последний выход - физиологически и капитально выжить. Ну, не без некоторых
компромиссов. Без которых куда ни плюнь, куда ни глянь... И еще оставалось
безумие. Стоп, ведь если он знал о нем, значит, безумия, как такового, не
было. Он одевал шапку, не понимая, почему это не могла быть сковорода.
Облачался в пальто; петля шарфа на худосочную цыплячью шею, пара рукавичек,
валенки; открыть дверь, сбежать по лестнице и, стоя на пороге, понять, что
тайна мира - счастье для индивидуума. Залаять на соседку-старушку,
перебежать дорогу, исчезнуть в подворотне, мимоходом гикнув от восторга.
Стоять, прижавшись лбом к сырой заиндевевшей кирпичной стене, представляя,
как с другой стороны стены, внутри, люди ведут разговоры, едят и гадят, или
готовят мировую революцию. В последнем я с вами, не сомневайтесь. Ибо всегда
готов на перемены (не в силах сдержаться, он тихо, гулко засмеялся от
восторга фантазирования). Вот пусть сейчас из этого подъезда выйдет
террорист в пальто с бомбой в кармане и пойдет ни много ни мало, - в
городскую мэрию. Ей-ей, они там все в штаны наложат. А ты... (он не мигая
смотрел на молодого парня в длиннополом черном пальто с оттопыривающимся
карманом, вышедшего из подъезда, осмотревшегося, задержавшего взгляд на
таращившемся мальчишке у стены, поднявшего воротник и деловито быстро, почти
бегом, исчезнувшего в арке напротив). Чтобы унять дрожь в коленях, пришлось
поочередно сгибать ноги, стукая себя пятками по ягодицам. Я постоял еще
чуток, вдыхая изменившуюся атмосферу, в которой пару минут назад и не пахло
тайной, (а теперь вот) и вышел через арку на проспект. Парня след простыл.
Пошел мелкий снежок, и я брел в никуда, подняв лицо к небу и ловя ртом
снежинки с обломанными лучиками, быстро спускавшимися долу. Искать во всем
всегда и везде причину, суть я так и не научился. Но зато я умел одно - не
удивляться обыденности.
Нет, ничего подобного. Перед его внутренним взором проносились события
чьей-то жизни, несомненно, чужой, ибо чуждой ему самим течением и ритмом
событий. Нигде, в никаком краю он повстречался с судьбой и пал в одной из