"Вл.Степанов(Русак). Свидетельство обвинения. Том 1: Революция и первые годы Советской власти" - читать интересную книгу автора

ние к нему.
Гераклит, например, утверждал, что власть, например, по праву должна
принадлежать исключительным, лучшим, а не большинству (даже хороших).
[16] "Один стоит тысячи, если он лучше всех". [17] "Один для меня - де-
сять тысяч, если он наилучший", [18] - не однажды говорил он.
Власть - исключительно выдающимся. Этого требует "благо и высшая
справедливость. Неравенство вполне естественно и стремление толпы к ра-
венству преступно". [19]
Чтобы революция имела не только успех, но и оправдание в глазах по-
томков, чтобы она не стала в противоречие с нравственностью, законы ко-
торой временно, сознательно, у некоторых людей могут быть и притуплены,
но которые никак нельзя отрицать, которые не отрицал даже Дарвин, пока-
завший миру прочнейшую связь человека с прочим, животным миром (по линии
материально-чувственной общности), [20] так вот, чтобы революция совер-
шалась во имя действительной справедливости и человеческой правды, она
должна быть лишена неправды в самой себе.
Если она совершается во имя равновеликого распределения материальных
ценностей, то в корне своем должна быть бескорыстной, а это может иметь
место только в том случае, если она будет совершаться стороной жертвую-
щей, сверху, идти из исполнения действительных обязанностей, а не из
ложного желания кровью (в первую очередь чужой) добыть эти мнимые права.
Представители "имущего класса" могут и должны стать на позицию отно-
шения к неимущим, как к равным (в правовом смысле), уравнять их и в иму-
щественном отношении.
В этом случае (и только!) возможен социалистический подход к общест-
венным проблемам, основанный на справедливости. Иными словами, только
тогда, когда инициатива уравнивания исходит от имущих, которые пос-
редством жертв и ограничений осуществляют принцип равенства, принцип
справедливости сохраняется. Напротив, требование равенства, которое про-
возглашается революционерами, тем более, когда оно сопряжено с кровавыми
жертвами миллионов людей, вытекает далеко не из справедливости, а из
алчности и зависти. Если стыдно дрожать над своими вещами, то еще пос-
тыднее завидовать богатым. Впрочем, о совести в то время предпочитали не
говорить.
Конечно, нельзя не видеть утопии во взгляде на этот предмет в предс-
тавлениях западноевропейских утопистов, но нельзя, в то же время, не за-
метить большую социальную и просто человеческую правду в них.
Разве можно уравнивать на чашках весов нравственности благородное
чувство сознательной жертвы своим благосостоянием во имя всеобщего рав-
ноправия во всех сферах жизни, исходящее со стороны имущих, в данном
случае, с теми позорными душевными порывами простого народа, которые и
нельзя иначе классифицировать, как зависть, жадность и прочие подобные
им пороки, когда он добывает себе это равноправие с оружием в руках, це-
ной крови тысяч людей, ценой многих человеческих жизней!?
Было бы ошибкой, конечно, отрицать революционные преобразования в
корне. Даже те самые утопические мысли о преобразовании общества могли
бы на определенном уровне развития человеческого сознания найти себе ре-
ализацию в такой же революционной форме. Термин "революция" носит не
кровавый характер событий, какой смысл приобрел он в результате револю-
ции Октябрьской, а временный признак, и не более.