"Ирина Степановская. Экзотические птицы " - читать интересную книгу автора

почитаешь какой-нибудь очерк, так сразу и кажется, будто врачи у нас сплошь
садисты, идиоты и неучи. Заморить больного им что стакан воды выпить,
сплошное удовольствие утоления жажды. Раньше, когда она работала в больнице,
ей было некогда газеты читать, она и не читала. А потом в переходе стала
читать от нечего делать. Боже, зачем ты вкладываешь перо в руки людям,
которые не в силах разобраться, что к чему...
Нет! Никогда она больше не пойдет в медицину! Одна только мысль, что не
во сне, наяву может повториться кошмар гибели больного, и то не дает покоя!
Господи, как ты несправедлив! А эти ужасные вечера! Когда она сидит одна
дома в квартире и ей явственно слышится, что ее зовут! Она слышит голоса. То
Ашот зовет ее зачем-нибудь в палату, то Валерий Павлович гудит, читая вслух
медицинский журнал, то Барашков травит какой-нибудь анекдот, то Таня с
Мариной обсуждают фасон нового платья. Только голоса Мышки почему-то не
слышит она никогда. Будто Мышки нет и никогда не было. Она не говорит никому
о том, что слышит. Скажешь, еще упекут в психушку. Валерия Павловича она во
сне видит часто. То ей снится, как она бежит к нему, раненому, лежащему на
кафельном полу в той самой палате, но во сне не может его даже перевязать,
зажать рану, настолько все у нее валится из слабых рук. То ей видится, что
вместо нее к Чистякову бежит Барашков, и тогда она бывает счастлива, но
только на миг - Аркадию удается спасти Валерия Павловича. Но через секунду
ей уже снится, что после всего доктора собираются в ординаторской и глядят
на нее, Тину, с укором и их голоса гудят нестройным хором: "Что же ты ничего
не знаешь и не умеешь?" Но еще чаще она видит безымянных больных, тех, чьи
лица ей совсем не знакомы. Их везут и везут, заполняют больными палаты и
коридоры, и она мечется между ними, не в силах помочь. Сестры не слушают ее
приказаний, руки ее дрожат, она не может сделать элементарный внутримышечный
укол или не может попасть в вену, не понимает показаний приборов, не может
выговорить названий лекарств, и опять все, кто находится рядом, смотрят с
укором, с немым вопросом в глазах, в котором ясно читается: "Что с тобой,
Тина? Нет, ты кто угодно, но больше не врач. Ты ничего не можешь".
Так каждая ночь проходила в поту, в слезах. Но бывало, что она вовсе не
могла уснуть. Лежала до рассвета в кровати, но сон не шел, в памяти мешались
лица больных, истории болезни, врачебные конференции, знакомые голоса. Под
утро она так уставала от воспоминаний, что казалось, вот закроет глаза - и
провалится в сон. Нет, куда там. Сон без сновидений теперь для нее был
немыслимой роскошью. И не снились ей ни родители, ни детство, ни Леночка, ни
муж или сын, нет этого ничего, как будто и не было в ее жизни. Только
больные, только больница. Удивительно, она могла раньше спать в автобусах, в
самолетах! Урывками на продавленном диване в холодной, неуютной
ординаторской. Какая роскошь! Вернуться бы на этот диван! Сколько бы она
отдала, чтобы опять очутиться там, прилечь и быстро заснуть. И спать сколько
захочет! Что за пытка! Неужели бессонница - расплата за ее грехи?! А так ли
уж много она грешила...
Иногда ей снилась ее последняя работа. Всегда одинаковый сон. Роскошная
комната, много народу. На полу шикарные растения в горшках из испанской
майолики, на низких старинных столах гладиолусы в вазах. В углу комнаты
золоченая клетка. В ней прыгают и щебечут пестрые, незнакомые, с яркими
хвостами и хохолками на головах, никогда не виданные Тиной ранее
экзотические птицы. Одни птицы исчезают неизвестно куда, другие
появляются...