"Мартин Стивен. Могила галеонов ("Генри Грэшем" #3) " - читать интересную книгу автора

шелка, а на башмаках красовались значительных размеров золотые пряжки. И
напротив, плащ секретаря Дрейка, худого, невзрачного, бледного и
изможденного человека, выглядел так, будто его сшили из старого, давно
отслужившего свой век черного паруса. При всем том секретарь старался вести
себя с достоинством, держал в руке грифельную доску и кусок мела, словно
старый учитель.
- Моряки бегут, - заговорил секретарь тоном сельского проповедника, что
было несколько неожиданно в данной ситуации, - так как они полагали, будто
их пошлют грабить испанские корабли, полные сокровищ. А теперь до них
дошло - их посылают напасть на порты в самой Испании. А это гораздо более
опасно и менее выгодно. Это...
- В задницу и их, и их резоны, и вас заодно! - заорал Дрейк. Теперь его
красное лицо стало багровым. Казалось, он вот-вот взорвется. - В задницу
всех трусов!
Секретарь молча выслушал тираду своего хозяина. Он стоял, подняв глаза
к небу. Молился он или просто думал о чем-то своем, так и осталось
неизвестным.
Для Генри Грэшема этот день оказался нелегким. Да и вся неделя тоже.
Его мучили сомнения, не следует ли, пока не поздно, отказаться от
предложенной ему миссии. Почему он должен рисковать жизнью только ради того,
чтобы сообщить Уолсингему, как обстоят дела с качеством бочек в Кадисе? К
тому же погода выдалась мерзкая. Когда они покинули Лондон, начался ливень,
и он промок до нитки. Плащ Грэшема, набухшим от воды, стал, кажется, втрое
тяжелее и вонял мокрой шерстью. Он весь продрог, но все же не временные
неприятности досаждали ему больше всего. Грэшем ничего не смыслил в
мореходстве. Он ненавидел собственное невежество и понимал: его отлаженной
системе самоконтроля может прийти конец, а ведь именно в ней заключалась его
сила. Он чувствовал тоску и страшную головную боль, как будто находился не
на пути в Лиссабон, а на пути унижения, страданий и, возможно, бесславной
гибели в волнах Атлантики.
К тому же Генри Грэшем, одержимый страстью к чистоте, ненавидел грязь,
связанную с морским ремеслом. Он любил мыться и носить нарядную шелковую и
бархатную одежду. А здесь мыло было бессильно помочь: морская вода, в
которой он мылся, всегда оставляла на теле соль и приносила с собой
неприятный запах, как казалось Грэшему, всегда связанный с морем. К резкому
запаху соленой воды примешивался странный, непонятно откуда исходящий запах
гнили. Даже Маниона оставили его обычные живость и энергия, и он сам с
момента, когда покинул столицу, пребывал мрачном настроении. Не раз прежде
Грэшем с нетерпение: ждал, когда его слуга закроет рот, теперь же стал
мечтать том, чтобы Манион заговорил снова. Наконец, если этот вот
производящий впечатление помешанного крикун действительно сэр Фрэнсис Дрейк,
то для Грэшема сейчас не время ему представляться.
Но Дрейк опередил Грэшема. Он сам заметил молодого человека и его
слугу, находившихся на пристани.
- Вам незачем называть ваше никчемное имя. Мне оно известно, - изрек
Дрейк, всегда остававшийся грубияном. Грэшем с трудом удержался от желания
взяться за шпагу. - По условиям этого путешествия, я обязан взять вас на
борт. Но в остальном на мое внимание можете не рассчитывать.
Грэшем молча поклонился. Что ему еще оставалось делать? Дрейк явно не
любил шпионов.