"Джеймс Стоддард. Первое издание" - читать интересную книгу автора

Теперь ты - книга и можешь прочесть то, что написано на твоих страницах. Это
просто. Даже проще, чем "увидеть" меня с помощью осязания. Закрой глаз и
попытайся мысленно заглянуть в себя, обратиться к своему внутреннему
содержанию.
Я не сразу понял, что она имела в виду, но после нескольких попыток мне
удалось прочесть то, что было напечатано на моих собственных страницах. Я
без труда разбирал слова, фразы и так же легко переходил от одной страницы к
другой. Здесь было все: мои мысли, желания и мечты - и мои хитрости, ложь,
все промахи и неблаговидные поступки, даже те, о которых я сам давно
позабыл. Если бы я мог, то, наверное, покраснел бы - до того стыдно читать о
собственных низменных страстях и вожделениях.
- Йон Диедо... он меня прочтет? - спросил я наконец.
- Да, - подтвердила Жанин. - От первого до последнего слова.

Первые дни моего библиотечного плена были самыми тяжелыми. Все время я
тратил на то, чтобы отыскать выход из создавшегося положения. Когда же мне
стало окончательно ясно, что спастись невозможно, я начал опасаться за свой
рассудок. Так бы оно, наверное, и случилось, если бы не заботливое и
внимательное отношение ко мне Жанин. Она помогла мне освоиться с моей
неспособностью воспринимать перспективу: ведь теперь у меня был только один
глаз. И это она научила меня изгибать переплет, благодаря чему я мог
двигаться вперед или в стороны. Правда, каждый мой "шаг" равнялся десятой
или даже сотой доле дюйма, и все-таки это было движение, а не полная
неподвижность. Именно благодаря Жанин я научился чувствовать запах пыли,
витавший в сухом воздухе библиотеки, а также ощущать тепло стоящих
поблизости книг. Яснее всего я, впрочем, чувствовал близость самой Жанин,
чья обложка легко касалась моего переплета. Мне нравились ее чуткость,
отзывчивость и подкупающая искренность. Кроме того, Жанин была довольно
разговорчива и, в отличие от меня, не подвержена приступам мрачной
задумчивости и меланхолии. Не думаю, чтобы она полностью смирилась со своим
жребием, однако проведенные в заточении годы научили ее держать себя в руках
и не поддаваться отчаянию.
Остальные тома тоже отнеслись ко мне вполне по-дружески. "Свежее
чтиво" - так они называли меня между собой. Каждая из книг сочла необходимым
сказать мне несколько приветственных слов. Правда, напрямую я мог беседовать
только с теми, кто стоял в непосредственной близости от меня, поскольку
самый сильный крик, который способна издать книга, звучит не громче мушиного
жужжания (именно этот звук я услышал, впервые войдя в библиотеку Диедо - то
были голоса книг, тщетно пытавшихся предостеречь меня). В библиотеке,
однако, существовала система передачи сообщений от книги к книге - своего
рода устная почта, с помощью которой все стоящие на полках тома могли
передать мне слова утешения. Новых знакомых оказалось так много, что
запомнить всех было просто невозможно, хотя я и знал, что в конце концов
выучу их имена. Чего-чего, а времени у меня предостаточно...
В первую очередь я, разумеется, познакомился с томами, стоявшими ближе
других. Моим соседом справа оказался знаменитый африканский охотник майор
Тамвидж; с ним мы, однако, не соприкасались, так как нас разделяла
стеллажная стойка. Сразу за ним стояли профессор Андовер и некто Эрнест
Доукинс. С другой стороны, сразу за Жанин, находился том по имени Артуро
Вильяреал, и я не раз ревниво спрашивал себя, соприкасаются ли их обложки