"Джеймс Стоддард. Первое издание" - читать интересную книгу автора

так же тесно.
На полке под нами расположился трехтомник тройняшек Боннет - трех
пожилых женщин, отличавшихся склонностью к мистицизму. Изящное издание
справа звали Катрин Волетта; она называла себя "перевоспитавшейся
куртизанкой", но я так и не осмелился спросить, перевоспиталась ли она до
или после своего превращения в книгу. Еще дальше поместился том пастора
Ниемюллера, который, как и подобает духовному лицу, был переплетен в черное,
и время от времени Катрин оказывалась в самом центре яростных теологических
споров, частенько вспыхивавших между ним и тройняшками.
С полуночи и до утра книги обычно спали; многие дремали и в самые
жаркие послеобеденные часы, просыпаясь, только когда в библиотеку входил Йон
Диедо. Он зажигал лампу, выбирал на полке очередной том и, уютно устроившись
в кресле, на два-три часа погружался в чтение. Читая, он время от времени
усмехался или даже принимался хихикать. Иногда он выбирал неживые книги. Не
без удивления я узнал, что Йон Диедо был большим любителем барона
Каргонольфа - автора, который казался мне невероятно скучным.
Бывали дни, когда Диедо не читал ничего, а просто сидел, любуясь своим
собранием. Изредка он вставал, чтобы стереть пыль с одного из томов или
просто подержать его в руках; при этом его пальцы нежно поглаживали
переплет, а на губах блуждала восторженная улыбка.
Вопреки моим ожиданиям, Йон Диедо не попытался прочесть меня на
следующий же день после пленения. Я даже спрашивал себя, собирается ли он
вообще заглянуть в то, что написано на страницах. Как ни странно, мысль, что
он может вообще никогда меня не прочесть, была неприятна. В конце концов,
ведь приложил же он определенные усилия, чтобы заполучить меня для своей
коллекции! Так неужели я понадобился ему только затем, чтобы заполнить
пустующее место на полке? Но и мысль о том, что когда-нибудь он прочтет меня
от корки до корки, наполняла ужасом.
В конце концов Йон Диедо все же снял меня с полки, и я испытал острый
приступ отвращения и стыда. Мне было противно даже само прикосновение его
мягких, ухоженных рук, однако худшее заключалось в другом. Я ведь буду
чувствовать, как он меня читает! И что я буду чувствовать?
Увы, каждая строка, каждая страница, которую он пробегал взглядом,
возникала перед моим мысленным взором отчетливо и ясно, так что я совершенно
точно знал, какой эпизод или событие моей личной жизни он изучает с таким
жадным любопытством. От стыда я не знал, куда деваться, и даже попытался
закрыть страницы, которые он читал. Я напрягал все силы, пока Йон Диедо не
заметил, как дрожит и выгибается мой переплет.
- Друг мой, - сказал он негромко. - В камине горит огонь, и ничто не
может помешать мне бросить туда книгу, которая перестала меня занимать.
На мгновение мне захотелось положить конец моему жалкому существованию,
однако огненная смерть страшила... К этому времени я начал находить
некоторое утешение в обществе других книг, поэтому прекратил борьбу,
позволив Диедо дочитать меня до конца.
Когда он закрыл книгу, я вздохнул с облегчением. А Диедо повернул меня
корешком к себе, и я с удивлением увидел у него на глазах слезы. Ласково,
почти по-дружески, он погладил мой переплет.
- Джейкоб, - сказал Йон Диедо, и его голос задрожал от сдерживаемых
чувств. - Я должен перед тобой извиниться. Нет, я действительно сожалею...
Мне не следовало тебе угрожать. Ты... у тебя чудесный переплет. А каким