"Джеймс Стоддард. Первое издание" - читать интересную книгу автора

прекрасным слогом написана твоя история!
О содержании я уже не говорю. Это что-то... что-то исключительное. Мне
кажется, ты должен быть доволен, что попал ко мне. И ты будешь доволен!
Только подумай, сколько раз ты сам мечтал проводить все свое время в
библиотеке, в обществе редких книг, а здесь собраны уникальные, единственные
в своем роде издания. Ты сможешь читать их, а они - тебя. Разве не к
подобной идиллии стремилась твоя душа? В тиши библиотек время течет медленно
или останавливается вовсе. И все это дал тебе я.
И он улыбнулся мне открытой, радостной улыбкой; на мгновение его лицо
приобрело выражение почти ангельское, однако уже в следующее мгновение в
глазах мелькнуло что-то слишком похожее на неизбывную печаль и потаенную
тоску. Йон Диедо бросил взгляд на стеллажи, и его губы задрожали и
скривились.
- Проклятая библиотека! Проклятые, отвратительные книги! Хоть бы мне
никогда их не видеть!
Когда он ставил меня на прежнее место, я чувствовал себя так, будто
надо мной надругались. У меня больше не было сомнений в том, что все мы
находимся в руках безумца. Вскоре Диедо ушел, я продолжал размышлять о нашей
незавидной судьбе, и даже Жанин не смогла отвлечь меня от мрачных мыслей.
- А тебя он часто читает? - спросил я ее.
- Поначалу он читал меня почти каждый вечер.
- И ты... сумела к этому привыкнуть?
- Нет, - ответила она. - И молись, чтобы этого никогда не случилось с
тобой. На полках есть несколько томов, которые научились любить, когда их
читают, но пусть с нами так не будет!
Вероятно, я все же оказался не столь захватывающим чтением, как другие
книги, поскольку довольно скоро наскучил Йону Диедо. Впрочем, не исключено,
что его внимание просто переключилось на новую пленницу. Он привел ее в
маленькую комнату своей библиотеки, как недавно привел меня. Графиня дю
Морье было исключительно хороша собой, и Диедо разговаривал с ней почти
игриво. Я даже позволил себе надеяться, что он собирается просто поухаживать
за ней, но ошибся. Волшебник усадил графиню в кресло. Вспыхнуло зеленоватое
сияние, и смех гостьи резко оборвался. Графиня превратилась в изящный том с
красивым "мраморным" обрезом.
- Как жаль, - прошептала Жанин. - Она была такая красивая!..
- Не красивее тебя, - ответил я.
- Откуда ты знаешь, Джейкоб?
- Сужу по обложке, - серьезно ответил я.
Жанин рассмеялась, чтобы скрыть смущение, но я почувствовал: она
польщена.

Шли дни, и моя привязанность к Жанин росла. Она была моим единственным
утешением, моим убежищем, моим оазисом посреди безотрадной пустыни
одиночества. Казалось бы, наше вынужденное тесное общение должно было вскоре
утомить нас, но на деле получилось наоборот. Не знаю, что нашла во мне
Жанин, но сам я был буквально без ума от ее жизнелюбия, неисчерпаемого
оптимизма и проницательности. Как-то вечером мы разговорились. Уже давно
ушел к себе Йон Диедо, несколько часов проведший за чтением истории одного
англичанина, служившего под началом Кромвеля, и лунный свет, просачивавшийся
в библиотеку сквозь окно в центральной зале, лег на пол четким квадратом, а