"Ирвинг Стоун. Греческое сокровище" - читать интересную книгу автора

Она запечатала конверт, спустилась в гостиную и отдала письмо отцу,
который вызвался сам отнести его в отель.
На следующий день пришел ответ:

"Богатство - приятное дополнение к браку, но не от него зависит
супружеское счастье. Если женщина выйдет за меня ради денег или желая
блистать в Париже, то ей придется пожалеть, что она оставила Афины, потому
что она сделает несчастными и себя и меня. Моя будущая жена должна ценить во
мне человека..."

Он явно настроился уезжать.
Мадам Виктория оказала Софье редкое доверие, не распечатав доставленное
письмо и не попросив потом взглянуть на ее ответ. Софья была благодарна ей
за это, хотя и подумала: "Ее предупредили, что только я и мистер Генри можем
разобраться в своих отношениях. Да иначе и быть не может. Только что же мне
написать? Такой мудрый человек-и не понимает, что если бы он был бедняком,
то не поехал бы за невестой в Грецию. Как убедить этого щепетильного
богача-бедняка, что мне и задаром не нужен Париж?!"

"Дорогой мистер Генри! Я с глубоким волнением ожидала Вашего
ответа, надеясь, что Вы вернете доброе расположение, которым Вы меня одарили
в наши первые встречи и которого лишили за мой ответ во время поездки в
Пирей. Но Ваше письмо повергло меня в глубокую печаль. Узнав Ваши теперешние
чувства, я молила бога, чтобы он вернул мне Ваше прежнее отношение ко мне.
Вы пишете, что по-прежнему намерены уехать из Афин в субботу, и лишаете меня
последней надежды. Это бесконечно опечалило меня. Не осмеливаясь просить Вас
о большем, я бы очень просила Вас навестить меня перед отъездом. В надежде,
что Ваше доброе сердце не отклонит моей просьбы, остаюсь с глубочайшим
уважением к Вам, Софья Г. Энгастроменос".

Ни в этот, ни на следующий день ответа не было, и это никак не вязалось
с человеком, который сам признавался ей, что с радостью пишет по дюжине
писем в день. Теперь Софья совсем пала духом: похоже, он и в самом деле
уезжает, не дав им возможности хоть как-то спасти семейную репутацию. Такой
поворот событий поверг ее в полное уныние, потому что обстановка в доме была
невыносимо тяжелой. Никто не упоминал имени Шлимана, и вообще говорили мало
и словно через силу. Все были угнетены, раздосадованы, озадачены. Перед
ужином, сославшись на отсутствие аппетита, она поднялась к себе и бросилась
на постель, зарыв лицо в подушку. Кого она оплакивала? Родителей, лишившихся
надежды вернуться к прежней жизни в столице? Братьев и сестер, которым тоже
что-то могло перепасть от ее замужества? Или самое себя, такую нескладную,
что не справилась с простым делом? А может, все вместе, в том числе и
крушение головокружительного и неисповедимого будущего.
- Мне очень нравится Генри Шлиман, - шептала она, - я восхищаюсь им. Я
знаю, что после замужества полюблю его по-настоящему, ведь и мама не сразу
полюбила папу, а сестрица Катинго-своего мужа. Я хочу быть его женой. У меня
есть глаза - я вижу, он меня любит. Что же мне делать?
Она проплакала всю ночь и утром, когда мать позвала ее снизу, вышла с
опухшими и красными глазами. Оказывается, принесли письмо от Генри Шлимана.
Софья ушла в сад, села в кресло спиной к дому и дрожащими пальцами