"Рекс Стаут. Дело о черных орхидеях" - читать интересную книгу автора

расположился рядом с низеньким служителем. Он стоял возле веревок, хмурясь
на всю эту зелень.
- Хелло, Пит, - поздоровался я.
Он кивнул.
Я познакомился с Питом во вторник. Он мне не понравился. Очень даже не
понравился. Тусклый взгляд и унылый нос придавали ему вид необщительного
человека. Но он был гостеприимен и позволял мне чувствовать себя как дома.
- Ваши пионы симпатично выглядят, - сказал я, чтобы что-то сказать.
Слева от меня кто-то захихикал и сделал замечание, для моих ушей не
предназначенное, но у меня хороший слух. Я строго посмотрел на хихикавших.
- Да, мэм, пионы, - сказал я. - Вы знаете, что такое цимбидия миранда?
Нет? Я знал их еще в ту пору, когда не дорос до коленок моего дедушки. А вы
знаете, что это фальнопсис?
- Нет, не знаю, но уверена, что вот это - рододендроны. Пионы! Пошли,
Алиса!
Я посмотрел, как они возмущенно удалялись, затем повернулся к Питу.
- Простите, что выставил ваших посетительниц, но не их дело, если я
предпочитаю называть их пионами. Что вы там разглядываете? Ищете признаки
пожелтения Курума?
Он дернул головой в мою сторону.
- С чего вы взяли это пожелтение? - Он уставился на меня своими
тусклыми глазами.
- Просто так. К слову. Я слышал, как Дилл рассказывал, что его
экспозиция заражена. Интересно, распространяется ли это? Вам незачем
смотреть на меня так. Я этой штукой не болею.
Его левый глаз закрылся, а правый продолжал смотреть.
- Когда это Дилл говорил?
- Да вот только что.
- Так. Я подозревал. - Он выпрямился, насколько ему позволял рост, и
стал оглядываться по сторонам.
- Вы видели моего хозяина, мистера Апдерграфа?
- Нет, я только что пришел.
Пит ринулся с места, и я отправился следом. Но садовник свернул налево,
а я пошел направо, миновал розарий и еще пару экспозиций и оказался у
"Ракера и Дилла".
Толпа все прибывала. Было только четверть четвертого. Раньше чем через
сорок пять минут они не станут вопить и наседать на веревки. Тогда Гарри
приляжет отдохнуть, а Энн снимет туфли и чулки и опустит в воду ноги, равных
которым определенно еще никогда не демонстрировалось на выставке цветов. Я
занял позицию позади двух не слишком высоких дам. Сейчас Гарри что-то
мастерил, а Энн вязала. То, над чем она трудилась, вряд ли могло мне
пригодиться, но я интересовался не продукцией.
Она вязала, сидя на траве, будто на целые мили вокруг не было ни души,
как актер Гарри и в подметки ей не годился. Он не смотрел на зрителей и уж
конечно молчал, потому что задумана была пантомима, но движения и взгляды
его выдавали, что он ни на минуту не мог забыть о публике.
Разумеется, я ревновал, но он раздражал меня и без того. Он был
примерно моих лет и мазал чем-то волосы, чтобы они блестели. И еще он
кокетничал. Одной из причин, по которой я обратил внимание на Энн, был
случай во вторник, во время завтрака он накрыл ладонью ее запястье, а она