"Братья Стругацкие. Жук в муравейнике" - читать интересную книгу автора

только еще не хватало. Ай да Щекн.
- А ты и обжигал их? - спрашиваю я вкрадчиво.
- Огонь обжигает, - отзывается Щекн сухо.
- И это умеет любой Голован?
- Только земляне называют нас Голованами. Южные выродки называют нас
упырями. А в устье Голубой Змеи нас зовут мороками. А на Архипелаге -
"цзеху"... В русском языке нет соответствия. Это значит - подземный
житель, умеющий покорять и убивать силой своего духа.
- Понятно, - говорю я.
Всего лишь пять лет понадобилось мне, чтобы узнать: оказывается, мой
ближайший друг, от которого я никогда ничего не скрывал, обладает
способностью покорять и убивать силой своего духа. Будем надеяться, что
только собачек, а вообще-то - кто его знает... Всего-навсего пять лет
дружбы. Черт подери, почему меня это так задевает, в конце концов?
Щекн улавливает горечь в моем голосе мгновенно, но истолковывает ее
по-своему.
- Не жадничай, - говорит он. - Зато у вас есть много такого, чего у
нас нет и никогда не будет. Ваши машины и ваша наука...
Мы выходим на площадь и сразу останавливаемся, потому что за углом
видим пушку. Она стоит слева за углом, приземистая, словно бы припавшая к
мостовой, - длинный ствол с тяжелым набалдашником дульного тормоза,
низкий, широкий щит, размалеванный камуфляжными зигзагами, широко
раздвинутые трубчатые станины, толстенькие колеса на резиновом ходу... С
этой позиции был сделан не один выстрел, но давно, очень давно. Стреляные
гильзы, рассыпанные вокруг, насквозь проедены зеленой и красной окисью,
крючья станин распороли асфальт до земли и тонут теперь в густой траве, и
даже маленькое деревце успело пробиться возле левой станины. Проржавевший
замок откинут, прицела нет вовсе, а в тылу позиции валяются сгнившие,
полураспавшиеся зарядные ящики, все пустые. Здесь стреляли до последнего
снаряда.
Я гляжу поверх щита и вижу, куда стреляли. Точнее, сначала я вижу
громадные, заросшие плющом пробоины в стене дома напротив, и только потом
в глаза мне бросается некая архитектурная несообразность. У подножия дома
с пробоинами совершенно ни к селу ни к городу стоит небольшой,
тускло-желтый павильон, одноэтажный, с плоской крышей, и теперь мне ясно,
что стреляли именно по нему, прямой наводкой, почти в упор, с пятидесяти
метров, а зияющие дыры в стене дома над ним - это промахи, хотя с такого
расстояния промахнуться, казалось, было бы невозможно. Впрочем, промахов
не так уж и много, и можно только поражаться прочности этого невзрачного
желтого сооружения, принявшего на себя столько попаданий и все же не
превратившегося в груду мусора.
Расположен павильон нелепо, и поначалу мне кажется, будто страшными
ударами снарядов его сдвинуло с места, отбросило назад, загнало на тротуар
и почти воткнуло углом в стену дома. Но это, конечно, не так. Снаряды
пробивали в желтом фасаде круглые отверстия с оплавленными и закопченными
краями и рвались внутри, так что широкие створки просторного входа выбило
наружу, и, перекосившись, они висят теперь на каких-то невидимых ниточках.
Внутри, несомненно, возник пожар, и все, что там было, выгорело дотла, а
языки пламени оставили черные следы над входом и кое-где над пробоинами.
Но стоит павильон, конечно же, именно там, где его поставили с самого