"Братья Стругацкие. Жук в муравейнике" - читать интересную книгу автора

скорее всего - ночью. Сколько тебе нужно времени на дорогу.
- Два с половиной часа.
- Почему так долго?
- Мне еще озеро надо переплыть.
- Хорошо. Вернешься домой - доложи мне. Торопись.
И экран погас.



ИЗ ОТЧЕТА ЛЬВА АБАЛКИНА

...Снова усиливается дождь, туман становится еще гуще, так что дома
справа и слева почти невозможно разглядеть с середины улицы. Эксперты
впадают в панику - им померещилось, что теперь отказывают биооптические
преобразователи. Я их успокаиваю. Успокоившись, они наглеют и пристают,
чтобы я включил противотуманный прожектор. Я включаю им прожектор.
Эксперты ликуют было, но тут Щекн усаживается на хвост посередине мостовой
и объявляет, что он не сделает более ни шагу, пока не уберут эту дурацкую
радугу, от которой у него болят уши и чешется между пальцами. Он, Щекн,
превосходно видит все и без этих нелепых прожекторов, а если эксперты и не
видят чего-нибудь, то им и видеть-то ничего не надо, пусть-ка они лучше
займутся каким-нибудь полезным делом, например, приготовят к его, Щекна,
возвращению овсяную похлебку с бобами. Взрыв возмущения. Вообще-то
эксперты побаиваются Щекна. Любой землянин, познакомившись с Голованом,
рано или поздно начинает его побаиваться. Но в то же время, как это ни
парадоксально, тот же землянин не способен относиться к Головану иначе как
к большой говорящей собаке (ну, там, цирк, чудеса зоопсихологии, то,
се...)
Один из экспертов имеет неосторожность пригрозить Щекну, что его
оставят без обеда, если он будет упрямиться. Щекн повышает голос.
Выясняется, что он, Щекн, всю свою жизнь прекрасно обходился без
экспертов. Более того, мы здесь чувствовали себя до сих пор особенно
хорошо именно тогда, когда экспертов было не видно и не слышно. Что же
касается персонально того эксперта, который, судя по всему, нацелился
сейчас потребить его, Щекна, овсяную похлебку с бобами... И так далее, и
так далее, и так далее.
Я стою под дождем, который все усиливается и усиливается, слушаю всю
эту экспертно-бобовую белиберду и никак не могу стряхнуть с себя какое-то
дремучее оцепенение. Мне чудится, будто я присутствую на удивительно
глупом представлении без начала и конца, где все действующие лица
поперезабыли свои роли и несут отсебятину в тщетной надежде, что кривая
вывезет. Это представление затеяно как бы специально для меня, чтобы как
можно дольше удерживать меня на месте, не дать сдвинуться ни на шаг
дальше, а тем временем за кулисами кто-то торопливо делает так, чтобы мне
стало окончательно ясно: все без толку, ничего сделать нельзя, надо
возвращаться домой...
С огромным трудом я беру себя в руки и выключаю проклятый прожектор.
Щекн сейчас же обрывает на полуслове длинное, тщательно продуманное
оскорбление и как ни в чем не бывало устремляется вперед. Я шагаю следом,
слушая, как Вандерхузе наводит порядок у себя на борту: "Срам!.. Мешать