"Братья Стругацкие. Жук в муравейнике" - читать интересную книгу автора

говорил таким странным голосом. Не глядя, я опускаю руку, и пальцы мои
ложатся на большую лобастую голову, и я ощущаю нервное подрагивание
треугольного уха. Бесстрашный Щекн испуган. Бесстрашный Щекн прижимается к
моей ноге совершенно так же, как его предки прижимались к ногам своих
хозяев, учуяв за порогом пещеры незнакомое и опасное...
- Дна нет... - говорит он с отчаянием. - Я не умею понять. Всегда
бывает дно. Они все ушли туда, а дна нет, и никто не вернулся... Мы должны
туда идти?
Я опускаюсь на корточки и обнимаю его за шею.
- Я не вижу здесь ямы, - говорю я на языке Голованов. - Я вижу только
ровный прямоугольник асфальта.
Щекн тяжело дышит. Все мускулы его напряжены, и он все теснее
прижимается ко мне.
- Ты не можешь видеть, - говорит он. - Ты не умеешь. Четыре лестницы
с дырчатыми ступенями. Стерты. Блестят. Все глубже и глубже. И никуда. Я
не хочу туда. И не приказывай.
- Дружище, - говорю я. - Что это с тобой? Как я могу тебе
приказывать?
- Не проси, - говорит он. - Не зови. Не приглашай.
- Мы сейчас уйдем отсюда. - Говорю я.
- Да! И быстро!
Я диктую донесение. Вандерхузе уже переключил мой канал на Штаб, и
когда я заканчиваю, вся экспедиция уже в курсе. Начинается галдеж.
Выдвигаются гипотезы, предлагаются меры. Шумно. Щекн понемножку приходит в
себя: косит желтым глазом и то и дело облизывается. Наконец вмешивается
сам Комов. Галдеж прекращается. Нам приказано продолжать движение, и мы
охотно подчиняемся.
Мы огибаем страшный прямоугольник, пересекаем площадь, минуем второй
броневик, запирающий проспект с противоположной стороны, и снова
оказываемся между двумя колоннами брошенных автомашин. Щекн снова бодро
бежит впереди, он снова энергичен, сварлив и заносчив. Я усмехаюсь про
себя и думаю, что на его месте я сейчас, несомненно, мучился бы от
неловкости за тот панический приступ почти детского страха, с которым не
удалось совладать там, на площади. А вот Щекн ничем таким не мучается. Да,
он испытал страх и не сумел скрыть этого, и не видит здесь ничего стыдного
и неловкого. Теперь он рассуждает вслух:
- Они все ушли под землю. Если бы там было дно, я бы уверил тебя, что
все они живут сейчас под землей очень глубоко, неслышно. Но там нет дна! Я
не понимаю, где они там могут жить. Я не понимаю, почему там нет дна и как
это может быть.
- Попытайся объяснить, - говорю я ему. - Это очень важно.
Но Щекн не может объяснить. Очень страшно, твердит он. Планеты
круглые, пытается объяснить он, и эта планета тоже круглая, я сам видел,
но на той площади она вовсе не круглая. Она там, как тарелка. И в тарелке
дырка. И дырка эта ведет из одной пустоты, где находимся мы, в другую
пустоту, где нас нет.
- А почему я не видел этой дырки?
- Потому что она заклеена. Ты не умеешь. Заклеивали от таких, как ты,
а не от таких, как я...
Потом он вдруг сообщает, что снова появилась опасность. Небольшая