"Аркадий и Борис Стругацкие. Сказка о Тройке - 2" - читать интересную книгу автора

- Я проверял, есть ли у него мозги, - объяснил Эдик.
- Ну и как?
- Ты же видел - есть. Мозги у него есть, и я их ему задействовал... Они
у него совсем не задействованы. Сплошные бюрократические рефлексы. Но я
внушил ему, что перед ним настоящая эвристическая машина и что сам он не
Вунюков, а настоящий администратор с широким кругозором. Как видишь, кое-что
получилось. Правда, психическая упругость у него огромная. Когда я убрал
поле, никаких признаков остаточной деформации у него не обнаружилось. Каким
он был, таким остался. Но ведь это только прикидка, я вот просчитаю все как
следует, настрою аппарат, и тогда мы посмотрим. Не может быть, чтобы его
нельзя было переделать. Сделаем его порядочным человеком, и нам будет
хорошо, и всем будет хорошо, и ему будет хорошо...
- Вряд ли, - сказал я.
- Видишь ли, - сказал Эдик, - существует теория позитивной
реморализации. Из нее следует, что любое существо, обладающее хоть искрой
разума, можно сделать порядочным. Другое дело, что каждый отдельный случай
требует особого подхода. Вот мы и поищем этот подход. Так что ты не
огорчайся. Все будет хорошо.
Мы вышли на улицу. Снежный человек Федя уже ждал нас. Он поднялся со
скамеечки, и мы втроем, рука об руку, пошли вдоль улицы Первого Мая.
- Трудно было? - спросил Федя.
- Ужасно, - сказал Эдик. - Я и говорить устал, и слушать устал, и
вдобавок еще, кажется, сильно поглупел. Вы замечаете, Федя, как я поглупел?
- Нет еще, - сказал Федя застенчиво. - Это обычно становится заметно
через час-другой.
Я сказал:
- Хочу есть. Хочу забыться. Пойдемте куда-нибудь и забудемся. Вина
выпьем. Мороженого...
Эдик был за, Федя тоже не возражал, хотя извинился, что не пьет вина и
не понимает мороженого.
Народу на улицах было много, но никто не слонялся по тротуару, как это
обычно бывает в городах летними вечерами. Потомки Олеговых дружинников и
петровских гренадеров тихо, культурно сидели на своих крылечках и молча
трещали семечками. Семечки были арбузные, подсолнечные, тыквенные и дынные,
а крылечки были резные с узорами, резные с фигурами, резные с балясинами и
просто из гладких досок мореного дуба - замечательные крылечки, среди
которых попадались и музейные экземпляры многовековой давности, взятые под
охрану государства и обезображенные тяжелыми чугунными досками, об этом
свидетельствующими. На задах крякала гармонь - кто-то, что называется,
пробовал лады.
Эдик, с интересом оглядываясь, расспрашивал Федю о жизни в горах. Федя
с самого начала проникся к вежливому Эдику большой симпатией и отвечал
охотно.
- Хуже всего, - рассказывал Федя, - это альпинисты с гитарами. Вы не
можете себе представить, как это страшно, Эдик, когда в ваших родных тихих
горах, где шумят одни лишь обвалы, да и то в известное заранее время, вдруг
над ухом кто-то зазвенит, застучит и примется реветь про то, как "нипупок"
вскарабкался по "жандарму" и "запилил по гребню" и как потом "ланцепупа"
"пробило на землю". Это бедствие, Эдик. У нас некоторые от этого болеют, а
самые слабые даже умирают...