"Аркадий и Борис Стругацкие. Обитаемый остров (окончательный вариант 1992 г)" - читать интересную книгу автора

оставьте мне хоть глоток воды...


3


Максим проснулся и сразу почувствовал, что голова тяжелая. В комнате
было душно. Опять ночью закрыли окно. Впрочем, и от растворенного окна толку
мало - город слишком близко, днем видна над ним неподвижная бурая шапка
отвратительных испарений, ветер несет их сюда, и не помогает ни расстояние,
ни пятый этаж, ни парк внизу. Сейчас бы принять ионный душ, подумал Максим,
да выскочить нагишом в сад, да не в этот паршивый, полусгнивший, серый от
гари, а в наш, где-нибудь под Ленинградом, на Карельском перешейке, да
пробежать вокруг озера километров пятнадцать во весь опор, во всю силу, да
переплыть озеро, а потом минут двадцать походить по дну, чтобы поупражнять
легкие, полазить среди скользких подводных валунов... Он вскочил, распахнул
окно, высунулся под моросящий дождик, глубоко вдохнул сырой воздух,
закашлялся - в воздухе было полно лишнего, а дождевые капли оставляли на
языке металлический привкус. По автостраде с шипением и свистом проносились
машины. Внизу блестела под окном мокрая листва, на высокой каменной ограде
отсвечивало битое стекло. По парку ходил человечек в мокрой накидке, сгребал
в кучу опавшие листья. За пеленой дождя смутно виднелись кирпичные здания
какого-то завода на окраине. Из двух высоких труб, как всегда, лениво ползли
и никли к земле толстые струи ядовитого дыма.
Душный мир. Неблагоприятный, болезненный мир. Весь он какой-то неуютный
и тоскливый, как то казенное помещение, где люди со светлыми пуговицами и
плохими зубами вдруг ни с того, ни с сего принялись вопить, надсаживаясь до
хрипа, и Гай, такой симпатичный, красивый парень, совершенно неожиданно
принялся избивать в кровь рыжебородого Зефа, а тот даже не сопротивлялся...
Неблагополучный мир... Радиоактивная река, нелепый железный дракон, грязный
воздух и неопрятные пассажиры в неуклюжей трехэтажной металлической коробке
на колесах, испускающей сизые угарные дымы... и еще одна дикая сцена - в
вагоне, когда какие-то грубые, воняющие почему-то сивушными маслами люди
довели хохотом и жестами до слез пожилую женщину, и никто за нее не
заступился, вагон набит битком, но все смотрят в сторону, и только Гай вдруг
вскочил, бледный от злости, а может быть от страха, и что-то крикнул им, и
они убрались... Очень много злости, очень много страха, очень много
раздражения... Они все здесь раздражены и подавлены, то раздражены, то
подавлены. Гай, явно же добрый симпатичный человек, иногда вдруг приходил в
необъяснимую ярость, принимался бешено ссориться с соседями по купе, глядел
на меня зверем, а потом так же внезапно впадал в глубокую прострацию. И все
в вагоне вели себя не лучше. Часами они сидели и лежали вполне мирно,
негромко беседуя, даже пересмеиваясь, и вдруг кто-нибудь начинал сварливо
ворчать на соседа, сосед нервно огрызался, окружающие вместо того, чтобы
успокоить их, ввязывались в ссору, скандал ширился, захватывал весь вагон, и
вот уже все орут друг на друга, грозятся, толкаются, и кто-то лезет через
головы, размахивая кулаками, и кого-то держат за шиворот, во весь голос
плачут детишки, им раздраженно обрывают уши, а потом все постепенно стихает,
все дуются друг на друга, разговаривают нехотя, отворачиваются... а иногда
скандал превращается в нечто совершенно уж непристойное: глаза вылезают из