"Мэри Стюарт. Гончие Габриэля " - читать интересную книгу автора

в Англию, но продолжала внимательно следить за Ближневосточным регионом и
даже финансировала пару пробудивших ее интерес экспедиций. Двух лет
английской погоды оказалось для нее вполне достаточно: она распрощалась с
семьей (это был ее последний визит, который сохранился в моей памяти) и
отправилась в Ливан, где купила высокогорное поместье и осела в нем, чтобы
(как она сама заявила) писать книгу.
Лишь однажды она выбралась из своего добровольного заточения - это
было как раз четыре года назад, сразу после того как моя половина семьи
перебралась в Лос-Анджелес. Она заявила тогда о намерении уладить кое-какие
дела, что означало оформление перевода всех своих весьма значительных
средств в Ливан, подбор пары для своего омерзительного (по словам Чарльза)
тибетского терьера Далилы и желание навсегда отряхнуть со своих юбок грязь
Англии. С тех пор я о ней ничего не слышала. Никто не имел ни малейшего
представления, написала ли она за эти пятнадцать лет добровольной ссылки
хоть строчку, если не считать периодических изменений завещания, которые
поначалу изучались всей семьей с некоторым любопытством, но в конце концов
вообще перестали замечать. Всем стало ясно, что мы вполне способны
обходиться без двоюродной бабки Хэрриет, равно как и она без нас.
Разумеется, ни с одной из сторон не послышалось даже намека на упрек или
обиду, поскольку Хэрриет попросту стала живым олицетворением прирожденной
тяги моей семьи к самоустранению и отрешенности.
И все же я продолжала с некоторым сомнением относиться к словам
кузена.
- Ты думаешь, она примет тебя?
- О, она непременно меня примет, - спокойно ответил Чарльз. - Моя мать
всегда с завидным сарказмом отзывалась о тех симпатиях, которые бабка
Хэрриет питала к молодым мужчинам, и я не вижу причин, почему бы нам не
сыграть на этом ее пристрастии. А если я скажу ей, что приехал потребовать
удовлетворения своих прав, то есть забрать этих самых гончих Габриэля, она
по достоинству оценит подобный поступок, так как и сама всегда была твердым
орешком и симпатизировала людям, которые способны постоять за себя. Слушай,
если я приеду в Бейрут в воскресенье вечером, как ты посмотришь на то,
чтобы назначить нашу поездку на понедельник?
- Годится. Звучит, повторяю, заманчиво, если в подобное вообще можно
поверить.
- Чистая правда, точнее - почти чистая, поскольку в этой стране другой
попросту не существует, - заверил меня кузен. - Знаешь, что говорят здесь
по этому поводу? Что это страна, в которой может произойти что угодно,
"страна чудес"... - Он тихо процитировал: "Люди, населяющие эту страну
чудес, это люди камней и пустынь, и они наделены богатейшей фантазией,
которая, однако, остается еще более сокрытой от посторонних взоров, чем
даже покрытые туманом горизонты их песков и морей, а поступки их
определяются указаниями Магомета и леди Хестер Стэнхоуп. Им необходимо
общение со звездами, пророчествами, чудесами и прозорливым гласом своего
гения".
- Откуда это?
- Ламартин <Французский писатель-романтик XVIII-XIX вв.>.
- А что, звучит, даже если окажется, что наша бабушка Хэрриет вполне в
своем уме. Хочется прямо сейчас же отправиться к ней. Ну, а сейчас мне
пора. - Я глянула на часы. - Бог мой, да ведь уже время обеда.