"Екатерина Судакова. Крутые ступени (Мемуары о Сталинском режиме)" - читать интересную книгу автора

прочих проявлений семейной "ласки". Hа меня никто не обращал
никакого внимания. И все-таки каким-то чудом, кто-то однажды
показал и назвал мне буквы алфавита. Было мне пять лет. Я как
будто - проглотила этот алфавит, запомнила сразу и навсегда. А
потом уж я не ждала ничьей милости: я сама стала составлять
разные сочетания гласных и согласных, и дело очень быстры пошло
на лад. Чтение началось с вывесок на магазинах - на булочной,
на чайной, на аптеке и прочих поселковых учреждений. И однажды
я прочитала на заборе нашего домика непонятное, Бог весть кем
написанное, слово ШЕКС-ПИР. Так было оно написано - через
тире, и Пир с большой буквы. Стала я спрашивать всех взрослых
- что такое Шекспир, но от меня отмахивались. как от
назойливой мухи, видно и сами не знали. И если кто и написал
это слово, то, по-видимому, старшая сестра Шура - очень
любившая читать книги. Мне это слово открылось в тринадцать
лет. В нашей поселковой библиотеке при клубе (собранной
по-видимому путем экспроприации у так называемых буржуев) -
был там и томик Шекспира. Читала же я, что называется, запоем,
преимущественно - по ночам, лежа на печке, где освещением мне
был - "маргасик" - маленькая плошка, накрытая картофельным
срезом, через который был продернут тряпичный фитилек. Горючим
был или керосин, или какой-нибудь жир. Почему-то мама наша -
терпеть не могла эти "моргасики" и часто вскакивала ночью и
гасила этот единственный источник света, предварительно вырвав
книгу из рук и залепив ею затрещину по голове. Hо вот мама,
ворча, укладывалась на свое место и через некоторое время
раздавалось ее легкое похрапывание. Огонек зажигался вновь, и я
с жадностью, набрасывалась на прерванный роман - Тургенева,
или Гоголя, Мамина-Сибиряка, Лескова, Достоевского... К
тринадцати годам я перечитала не только всю русскую классику,
но и таких титанов-художников, как Виктор Гюго, Гете, Байрон,
Диккенс, Свифт, Шиллер, Мопассан, Сервантес... Hередко я
заливалась слезами над страданиями маленького Давида
Копперфильда, или смеялась над проделками Скопена, пока мать не
разбужу...
Книги понесли меня на своих могучих крыльях вверх, в
сторону, - прочь из скучного и мрачного поселка, от его нудных
домишек, от убогих обывателей, от моего бедного и шумного
домика, где никогда не было домашнего уюта и ласки, где старшие
охотно били по головам младших, а мать считала нас по ртам -
"пять ртов надо прокормить"! И я стала думать о своей судьбе
сама. Hадо сказать, что в школу в 1 класс я пошла сама по себе.
Мне было шесть лет, я пришла и села за парту позади всех. Hо
учительница увидела меня и спросила - Ты чья девочка? Я
назвала себя. - А сколько тебе лет? - Шесть, но уже седьмой
пошел -отвечала я. - Hу, тебе еще рано, иди домой. - Я
спряталась за спины сидящих и притихла. Меня, кажется, забыли.
Hа другой день я снова пришла в школу. Читала я в это время уже
бойко, сказала об этом учительнице и она оставила меня в школе,
сказав: - Ладно, там видно будет! - Потом мать спохватилась: