"Эжен Жозеф Сю. Жан Кавалье " - читать интересную книгу автора

казалась крайне суровой на первый взгляд, ей все-таки удалось немного
рассеять страх Селесты и Габриэля. Дети, после долгих слез, много раз нежно
обняв своего брата, с раздирающей душу горестью смотрели, как он удалялся.
Прежде чем вернуться на хутор, где драгуны еще не заметили исчезновения
двух молодых севенцев, мы должны сообщить кое-какие подробности, касающиеся
севенского первосвященника, одного из главных героев этой истории.

СЕВЕННСКИЙ ПЕРВОСВЯЩЕННИК

Севенский первосвященник, к которому отправился капуцин, чтобы
уведомить его о состоянии матери Кавалье и об исходе допроса гугенотской
семьи, находился в небольшой комнате хутора. Медная лампада, повешенная в
углублении, еле освещала белые стены этого уединенного покоя. В углу
виднелась соломенная подстилка, которую первосвященник повсюду возил с
собой. На ней он и спал, не раздеваясь.
Этот суровый человек, в длинной черной рясе, молился, стоя на коленях
перед маленьким деревянным Распятием, пристроенным в углублении над
лампадой. Его широкий, выпуклый лоб был лишен волос; бледное лицо с резкими
чертами казалось высеченным из мрамора. В нем было что-то мертвенное и
неподвижное. Посты и умерщвление плоти оставили на этом лице следы глубоких
страданий. Его нрав, во всем своем ужасающем величии и торжественной скорби,
напоминал вдохновенные создания сумрачного гения Микеланджело. Иногда
наедине с самим собой первосвященник, казалось, изнемогал под гнетом
бесконечной печали. Это не был больше безжалостный апостол, вооруженный
сверкающим мечом, это был грешник, вымаливающий у неба жалости и
снисхождения. Его большие черные глаза наполнялись слезами, бледные щеки
покрывались слабым румянцем. Он подносил руки ко лбу и восклицал:
- Боже мой, Боже мой, будь милостив ко мне! Велика скорбь моя: так же
велика, как и мое смятение!
Франсуа де Ланглад дю Шель, настоятель Лаваля, начальник жеводанских
миссионеров, севенский первосвященник, которому было тогда пятьдесят три
года, происходил от одной из дворянских воинственных семей в Лангедоке.
Младший в роду, он был предназначен на служение церкви против своей воли. Он
обладал пылким нравом, в связи с пытливым и беспокойным умом. Такие люди
находят своего рода горькое удовлетворение только в затруднениях и
опасностях. Поступив в семинарию, аббат дю Шель должен был заглушить в себе
съедавшую его жажду великих дел. В продолжение восьми лет он боролся с
собой; в продолжение восьми лет он старался обмануть, углубись в науку,
ненасытную деятельность своего ума так же, как и буйные порывы своего
властного нрава, томившие его жаждой великих подвигов. Когда он сравнивал
свое общественное положение со своими стремлениями и вкусами, он предвидел,
что в будущем ждет его постоянный разлад между его деятельностью и тайным
призванием. Сделав это открытие, редко обманывающее недюжинные умы, он
почувствовал, что из него вышел бы великий полководец.
Смелость, упорная воля, непреклонность, которую он выказывал в течение
своих евангелических миссий, глубокое равнодушие, с которым он применял
самые ужасные средства для торжества своей религии, - все указывало, что
героический, главное воинственный, нрав аббата дю Шеля великолепно развился
бы в среде жарких битв. Когда ему исполнилось двадцать пять лет, не имея
возможности одерживать победы земным оружием, но более чем когда-либо жадный