"Николай Флорович Сумишин. День последнего лета " - читать интересную книгу автора

и говорю: "Ничего ты, мама, не понимаешь. Без пчел какой же мир?" Она еще
раз махнула рукой, а я побежала. Моя мама на ферме работает, известное дело,
свое нахваливает, а я - свое. Чертову Балку засадим... Новый сад там
зашумит. Осенью яблоньки посадим, а весной, глядишь, и зазеленеют они... В
молодом саду еще ой как засеребрится на солнце ваша корона!
- Какая такая корона? - спросил Золотарь. То ли эта пасека всему виной,
то ли солнце, которое уже рассеяло свои блестки на всегда улыбающемся лице
старого пасечника, а может, хорошее слово Ксаны - кто знает, - но
почувствовал вдруг Золотарь, что успокаиваются его мысли.
- Корона? - усмехнулась девушка. - Так мне придумалось, когда вы в
прошлом году ходили между ульями. Сетка ваша поблескивала, а над нею пчел
тучка. Все это и похоже на высокую золотую корону.
Золотарь и себе усмехнулся, а потом спросил вдруг:
- Сколько же твоему отцу?
- Сорок восемь в феврале отметили.
- Ага. Значит, он двадцать третьего года... так, - начал загибать
пальцы Золотарь. - Еще тридцать... О-о, так оно и есть! Смотри, и сошлось
бы.
- Что? - удивленно спросила Ксана.
- А то, - Золотарь лукаво взглянул на девушку. - Если бы мои сыны
остались в живых, да поженились, да если бы и себе сынов завели, смотри, и
стала бы ты Золотарихою. О! - он даже палец вверх поднял: - И была бы ты мне
родной...
- А я вас и так, дедушка, считаю за родного.
Золотарь опустил голову, прижал ладонь к сердцу: оно снова забухало,
точно так же, как на косогоре.
- Вам нездоровится, дедушка?! - испугалась Ксана.
- Слаб, конечно, дочка. Сколько я прожил! Уж и дорожка на пасеку
длинной стала... А ты говоришь: Чертова Балка. Я сюда едва ноги приволок...
Ой, Ксана, наверное, сама хозяйкой будешь на новой пасеке! - последние слова
Золотарь хотел сказать бодро, но они прозвучали очень жалобно.
- Я не смогу без вас, дедушка! - Ксана начала гладить рукав его старой
фуфайки. - Может, попросить у председателя бричку? Все равно лишняя, стоит
на току, люди о ней забыли. А?
- Дорогой пасечник будет! - вяло улыбнулся Золотарь. - Нерентабельный.
- Разве? Сколько мы в том году меду дали? Я сама пойду к Михайлину! Я
ему глаза повыцарапаю, если он что-нибудь против скажет!
- О-ой-ой! - засмеялся Золотарь. "А и в самом деле... Бричка...
Поднялся себе раненько да и покатил на пасеку. На пруды за Калиновую
Поросль... А там местечко годное для пасеки, что и говорить. И клеверок там,
как нарочно, посеян..." - Я и сам могу поговорить с Иваном, нечего тебе
лезть на рожон: тебе еще работать с ним да работать... А местечко за
Калиновой Порослью хорошее. Разве вот пруды... Вода испокон веков была пчеле
врагом.
- Какие пруды, дедушка? Их осенью высушили! Я ведь вам говорила.
- Неужели?
- Высушили! Выпустили воду через шлюз, за зиму все вымерзло, теперь там
роют тракторами.
Золотарь поднялся, потоптался между яблонями, потом вернулся:
- Ты, Ксана, будь здесь, может, приедут корчевать, посматривай, а я