"Гаетан Суси. Лоскутный мандарин (Радости и тайны разрушения Часть первая)" - читать интересную книгу автора

хоть малейшее отношение. И потому она имела моральное право открыть ларец
без ведома Ксавье, так как он крепко спал (мягко посапывая, а не грубовато
похрапывая, как девочка, которая слишком долго играла на снегу). Но она
обещала не открывать ларец. Жизнь слишком коротка, чтобы нарушать данное
слово.
Ксавье лежал, вытянув левую руку вдоль тела, а правую положив на
сердце, как будто подручный приносил клятву верности. Это худощавое,
жилистое, недокормленное тело, эти тонкие черты лица - лица ребенка,
хранившего серьезное выражение даже во сне, - все в нем не соответствовало
тому, что он делал. Возникало такое ощущение, что этот странный и
трогательный паренек совершенно не вписывается в свою жизнь! Она еще раз
бросила взгляд на его руки. Руки пианиста, созданные для ласки и нежности.
Руки, которыми благословляют и отпускают грехи. Но не разрушают.
Она вышла из тесной комнаты, беззвучно затворив за собой дверь. Вынула
из прически цветок и положила его на порог, чтобы прогнать от парнишки
дурные сновидения.
Ксавье проснулся час спустя, в глазах его отражался приснившийся сон.
Он видел во сне реку в ночи. Небо было цвета дыма. Разбросанные повсюду ноги
и руки, потерявшие свои тела, пытались подняться по обрывистому берегу, но
рабочие-разрушители лопатами сбрасывали их обратно в темную воду и при этом
грязно ругались. Через некоторое время он вернулся к реальности своего
убогого пристанища. Оглядел каморку и убедился, что Пегги внутри уже нет.
Потом попытался еще раз вспомнить, что ему снилось, как обычно делают люди,
чтобы понять скрытый смысл сна. Но так и не смог догадаться, о чем вещал ему
сон. Он видел во сне реку; должно быть, это к деньгам...
Усевшись в кровати, он понял, что заснул, не ослабив планки собственной
конструкции. Тем хуже. Часы в порту показывали начало двенадцатого.
Некоторое время он так и сидел, упершись локтями в колени, а лбом - в
ладони. В памяти пронеслись события прошедшего дня, и внезапно он
распрямился. Ларец был там, где он его оставил. Он подошел к нему со
смешанным чувством восхищения и тревоги и повернул ключ в замке.
Но открывать его не стал. Ему подумалось, что в нынешнем своем
состоянии от нового чуда нетрудно будет совсем слететь с катушек
(повредиться в рассудке). Во-первых, надо прийти в себя, успокоиться,
заняться будничными делами, как будто нить не была разорвана. Поэтому он сел
за стол, поднял с пола корзинку с едой и вынул из нее завтрак на следующий
день: три капустных листа, половину морковки и кусочек шоколадки размером с
большой палец. Кстати, эти кусочки шоколада, разломанные на квадратики,
оставались для него тайной. Они были его грехом, потому что противоречили
его принципам питания. Он нашел около пятнадцати таких кусочков у себя в
кармане в тот день, когда внезапно понял, что оказался в нью-йоркском порту
после того, как сошел на берег с корабля, о котором начисто все забыл. Он
часто спрашивал себя, не его ли сестра, сестра его Жюстин, которая осталась
в родных краях, не она ли тайком положила ему в карман эти вкусные, но не
имеющие никакой питательной ценности квадратики шоколада. На самом деле, эта
была мелочь, но порой ему казалось, что все имеет определенное значение,
если хочешь толком разобраться, что к чему. Одна мелочь цепляется за другую,
а в сумме они образуют бесконечность.
Настало время писать его дорогой сестре, которая, к его большому
удивлению, до сих пор не ответила ни на одно его письмо. Поначалу он